Майкл Муркок - Рунный Посох
– Барон Мелиадус, какие новости об эмиссарах из Краснокитая?
– Пока что никаких, могущественный король-император, но…
– С несколькими партизанами, барон Мелиадус, наша Империя может справиться, но если нашим берегам угрожает сила, которая превышает нашу и которая использует неизвестные нам научные достижения, то мы можем, как вы сами понимаете, этого не пережить… – голос произносил слова с неторопливостью, в которой чувствовался яд.
– У нас нет доказательств, – нахмурился барон, – что такое вторжение планируется, о Всемогущий Повелитель.
– Согласен. Но у нас также нет и доказательств того, что Хоукмун и его банда могут причинить нам сколько-нибудь ощутимый вред. В жидкости, заполняющей Тронную Сферу, вдруг промелькнули яркие искорки леденящей голубизны.
– Великий король-император, дай мне время и средства…
– Мы – империя, постоянно расширяющая свои границы. И мы желаем двигаться еще дальше, барон Мелиадус. Было бы ошибкой остановиться на достигнутом, не правда ли? Это не в обычаях Гранбретании. Мы гордимся нашим влиянием на Земле, и мы желаем распространить его еще дальше. Вы, кажется, не рветесь исполнять наши замыслы – нести страх во все стороны света. Мы опасаемся, что вы стареете…
– Но всемогущий повелитель, мы не должны отказаться от преследования того, кто хотя и слаб, но может разрушить наши замыслы!
– Мы не терпим инакомыслия, барон Мелиадус. Твоя ненависть к Хоукмуну, твое желание обладать Иссельдой Брасс – это предательство наших интересов. Мы знаем и помним о твоих личных пристрастиях, барон. И если ты будешь продолжать в том же духе, мы будем вынуждены назначить вместо тебя другого, освободить тебя от службы и даже отстранить от ордена.
Руки барона Мелиадуса, одетые в латные рукавицы, непроизвольно дотронулись до маски.
Быть без маски! Величайший позор, величайший ужас, ибо угроза лишиться ордена подразумевала именно это. Вступить в ряды самых низких подонков общества в Аондре – в касту не носящих масок! Мелиадус внутренне содрогнулся и едва заставил себя заговорить.
– Я поразмыслю над вашими словами, о император Земли, – удалось ему наконец выдавить из себя.
– Сделай это, барон Мелиадус. Мы не хотим, чтобы рассудок столь великого военачальника помрачился от его же собственных мыслей. Это может погубить тебя. Если ты желаешь вновь обрести нашу милость, то узнай, каким образом исчезли эмиссары Краснокитая.
Барон Мелиадус рухнул на колени, кивая головой в громадной маске Волка и раскинув в стороны руки. Завоеватель Европы пал ниц перед своим королем, но в мозгу его зрели мятежные мысли; он возносил благодарность духу своего ордена за то, что маска скрывала лицо, и поэтому ярость его не была видна.
Он отступил от Тронной Сферы, а за ним все следил пронизывающий взгляд короля-императора.
Мелиадус повернулся и начал долгий обратный путь к гигантским дверям. Он шел и чувствовал, что глаза под неподвижными масками Богомолов следят за ним со злорадством.
Выйдя из дверей, он свернул налево и зашагал по извилистым коридорам дворца в поисках покоев графини Фланы Микосеваар-Канберийской, вдовы Азровака Микосеваара, возглавлявшего когда-то Аегион Стервятников. Графиня Флана была единственной родственницей короля Хеона, его кузиной.
ГЛАВА 2
РАЗМЫШЛЕНИЯ ГРАФИНИ ФЛАНЫ
Сидя у окна, графиня любовалась крышами Аондры и ее спиралеобразными башнями. На прекрасное бледное лицо легла тень печали и разочарования. Графиня опустила взгляд на маску Цапли, что лежала перед ней на лакированном столике.
Графиня поднялась с места, и красные отблески солнечных лучей скользнули по нарядному шелковому платью, украшенному драгоценностями. Она подошла к шкафу, где еще хранились причудливые костюмы двух мужчин, давно покинувших ее покои. Это были доспехи, в которые облачались Хоукмун и д'Аверк, когда выдавали себя за эмиссаров Краснокитая. Графиня Флана погрузилась в раздумья. Она пыталась представить, где эти люди сейчас, что с ними и что произошло с д'Аверком, который, как она догадывалась, полюбил ее.
Графиня Канберийская за всю свою недолгую жизнь сменила дюжину мужей и неисчислимое множество любовников и постоянно избавлялась от них тем или иным способом – как другая женщина могла бы избавиться от пары чулок. Флана раньше не знала любви и никогда не испытывала чувств, которые были не чужды даже жителям Гранбретании.
Но д'Аверк, щеголь и ренегат, который вечно прикидывался больным, почему-то пробудил в ней любовь.
Прежде графиня держалась при дворе особняком, потому что была самой здравомыслящей из всех, кто окружал ее. Теперь она узнала любовь, не имеющую ничего общего с эгоизмом, которым славились повелители Империи Мрака. Вероятно, ласковый, чувствительный и тонкий д'Аверк пробудил Флану от апатии, вызванной отнюдь не отсутствием души, а напротив – ее величием. Величием души, не желающей покориться существованию в безумном, эгоистичном, извращенном мире короля Хеона.
Но когда графиня очнулась, она уже не могла не обращать внимания на свое ужасное окружение, не могла бороться с мыслью, что ее возлюбленный никогда не вернется.
Она удалилась в свои покои и стала избегать общения. Хотя одиночество и спасало ее от общества придворных, но оно же давало благодатную почву для печали.
По бледным щекам графини покатились слезы, и она остановила их надушенным шелковым платком.
Служанка открыла дверь в комнату и в нерешительности остановилась на пороге. Флана машинально протянула руку за своей маской:
– В чем дело?
– Барон Мелиадус Кройденский, миледи. Он говорит, что должен вас видеть. По неотложному делу.
Флана надела маску. С минуту она обдумывала слова служанки, потом пожала плечами, решив, что ничего не изменится, если она уделит несколько минут Мелиадусу. Может быть, у него есть известия о д'Аверке, которого он сильно ненавидит. Немного хитрости, и она сумеет выведать все, что ему известно о ее возлюбленном.
Но если Мелиадус пожелает заняться с ней любовью? Ведь такое было не раз. Тогда она просто отвергнет его, как это делала и раньше.
Она чуть наклонила маску.
– Пригласите барона, – приказала графиня.
ГЛАВА 3
ХОУКМУН ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ
Быстроходный корабль стремительно рассекал морскую гладь, ветер надувал огромные белоснежные паруса. Небо было ясным, а море безмятежным. Рулевой покосился на главную палубу, где у борта, вглядываясь в океан, стоял Хоукмун. Ветер трепал золотистые волосы герцога Кельнского, а за спиной его вился алый бархатный плащ. Красивое лицо молодого человека портил лишь Черный Камень во лбу.
