Василий Сахаров - Колесо Войны
Глаза вождя сместились направо и остановились на совершенно седом длинноволосом человеке в перетянутом на поясе ремнем теплом коричневом балахоне, который встретил его взгляд своим взглядом. Это был верховный шаман всего рода, которого звали Риаль Катур. Обесцвеченный старческий взор чародея был твердым, и сам древний шаман, которому уже давно перевалило за сто лет, несмотря на более чем преклонный возраст, выглядел крепким и бодрым. Прямая спина и вскинутый немного вверх острый подбородок говорили о том, что Катур как всегда спокоен и уверен в себе. И только левая рука, которая пальцами выбивала на столешнице неслышную дробь, была свидетельством того, что старика что-то гнетет. Что это, было понятно без слов. Наверняка, Катур думал о гибели одного из шаманов рода, своего любимого ученика Чердыка Семикара, не очень умелого и умного, но усидчивого, старательного и сильного человека, смерть которого, вне всякого сомнения, ослабит род.
Еле заметно, вождь кивнул верховному шаману. Катур ответил. И Ойкерен посмотрел на последнего человека в горнице, на ламию Отири.
Затянутая в темно-серый комбинезон из баснословно дорогой кожи форкумского ската, ведьма как всегда была прекрасна и внешне ко всему равнодушна. Маленькая слегка раскосая блондинка с необычной кровью в своих жилах, отодвинулась от стола, закинула ногу на ногу, махала в воздухе ладным сапожком, смотрела в потолок и, казалось, что ей было скучно. Целительница. Травница. Жрица. Хранительница знаний и родовой памяти. Немного предсказательница. Воин. Разведчик. Безжалостный убийца. Интуит. Телепат. Оборотень. Боевой чародей, который напрямую закачивает в себя магическую энергию. Все это в одном человеке. Да и в человеке ли? Ведь за те десять тысяч лет, что ламии, потомки самой богини Кама-Нио и демона дольнего пространства Азгата живут среди нанхасов, никто так и не смог понять их до конца. И Отири, как и ее сестры, словно кошка всегда гуляет сама по себе и делает только то, что сама захочет. Она может излечить, а может и убить. Иногда ламия выполняет приказы вождей и командиров воинских отрядов, помогает шаманам, мастерам, охотникам и рыболовам. Но когда она захочет уйти, никто ее не остановит, ибо это бессмысленно и смертельноопасно. А когда ведьма посчитает нужным, она выберет себе в спутники жизни любого мужчину, какого захочет, и приоткроет ему свою душу. И такой член племени будет считаться своими сородичами мертвым ростком, который не даст потомства. Потому что мужчина, закрутивший любовь с ведьмой, уже не может смотреть на других женщин как на продолжательниц себя в реальном мире, и как противоположный пол они для него уже не существуют. А от ламий рождаются только другие ламии, это закон природы и, как правило, это одна, редко, две, и совсем уж невероятный случай, когда за девяносто лет практически бессмертная ведьма родила трех девочек.
"Что на уме у ведьмы, в которую был влюблен мой старший сын? – отвернувшись от Отири, сам себя спросил вождь, и тут же одернул свои мысли: – Тихо! Она может меня услышать!"
Однако ламия, которая иногда мысленно общалась с главой рода, промолчала и не ответила на его невысказанный вопрос. То ли она была погружена в себя, то ли не хотела влезать в голову Фэрри Ойкерена, то ли не могла в нее пробиться из-за духов верховного шамана, которые незримо кружили по помещению и одним своим присутствием блокировали часть ее способностей. И не обнаружив проникновения в мысли, которые бы он хотел скрыть, вождь сразу же успокоился, и посмотрел на свою вторую жену, ладную тридцатилетнюю красавицу в новом шерстяном платье с меховой оторочкой, которая вошла в горницу с подносом в руках.
Женщина ласково улыбнулась мужу, искоса неодобрительно зыркнула на ламию, которая по-прежнему смотрела в потолок и, расставив на столе большие полулитровые кружки из синего фарфора, который производил род Восточный Ветер из племенного сообщества Стихия, удалилась. А Ойкерен отметил, что жена, которая, скорее всего, уже знает о том, что Мак сгинул в пустошах, рада этому, потому что именно ее сын теперь становится наследником всего его немалого состояния. И хотя, понятно, что в мир мертвых вождь не торопится и женщина не желает ему зла, всей семье Ойкеренов было известно, что основное внимание отца сосредоточено на наследнике и как следствие на его матери. Младшие жены всегда помнили об этом и между ними и старшей шла постоянная безмолвная борьба за мужа. И вот теперь Мака нет, и вторая жена негласно становится более главной, чем первая, которая сейчас, наверняка, оплакивает своего единственного сына.
"Мака нет! – мысленно повторил вождь и заставил себя собраться. – Прочь дурные мысли! Делом пора заниматься! Надо узнать что произошло, кто наш новый враг и мой личный кровник!"
Ойкерен взял в руки теплую кружку, сделал первый традиционный глоток пахнущего черной смородиной сладковатого напитка, и вопросительно кивнул в сторону Вервеля:
– Рассказывай! Коротко! Сжато! По существу! Подробности потом!
Молодой шаман ждал слов своего вождя, но поперхнулся питьем, поставил кружку на место, откуда ее взял, вобрал в себя воздух, выдохнул и, уткнувшись взглядом в столешницу, начал говорить:
– Наша сотня получила приказ совершить разведывательный рейд от горы Анхат к горе Юххо, уничтожить деревню мерзких тварей гоцев, составить подробную карту окрестностей с указанием всех водопоев, чистых источников и местами для проведения облавной охоты, а затем вернуться обратно. Однако с самого начала все пошло совсем не так как задумано. В дороге два лося попали в старую ловушку, которую выкопали тролли и сломали ноги. Но ничего, воины не пострадали, и мы продолжили свое движение, и через неделю вышли к деревне квартеронов. Мы с Чердыком обеспечили поддержку наших воинов, замутили гоцам разум, и они сами открыли нам ворота своего поселения. Я предложил не торопиться и обследовать деревню еще раз. Однако Мак приказал ворваться внутрь без дополнительной разведки, а мой брат его поддержал. И когда воины вошли за стены и стали уничтожать тварей, то из подземных схронов выползло несколько крупных самцов, которые ударили по нам с тыла. В итоге мы потеряли четверых разведчиков, и около десятка было ранено, из них трое очень тяжело. Само собой, после этого сотник озлился на гоцев и смерть каждого урода была очень тяжелой. А мы с Чердыком, пользуясь кровью умирающих квартеронов, откупили у смерти жизни наших покалеченных бойцов и смогли быстро поставить на ноги легкораненых.
Вервель запнулся, сделал глоток напитка, смочил горло, и продолжил:
– Сотня собрала добычу, оставила ее в недоступном для хищников месте, и начала разведку местности. И в первый же день нами были обнаружены следы конного остверского отряда, в котором было четыре десятка воинов, оборотень, маг и несколько десятков вьючных лошадей с грузом. Мак принял решение преследовать обнаглевших южан, которые совсем страх потеряли, и по пустошам катаются, словно находятся у себя дома. Это было верное решение, и уничтожение имперцев не сулило никаких особых сложностей. Чердык обеспечивал наше скрытное передвижение, а мои прирученные духи следили за продвижением остверов. Все было нормально, сотня шла походным порядком через Мертвую Пересыпь, и вскоре мы должны были налететь на врагов и разметать их стоянку. Но произошло то, чего в моей практике до сих пор не случалось. На время, всего на полчаса, не больше, наши с братом бестелесные помощники словно ослепли. Значения этому мы не придали, ведь они остались с нами, точно так же как наши силы и артефакты. И на одном из холмов невдалеке от остверского лагеря наша сотня лоб в лоб столкнулась с имперским дозором, появления которого никто не ожидал…
