Андрей Дай - Искра Зла
— Господа! — завопил укутанный в коричневый балахон, сгибающийся под тяжестью поклажи, пыхтящий от бега жрец. — Басра всемогущий! Что-таки не поделили два блистательных воина посреди этого убогого края!?
— И что именно тебе показалось убогим в моем краю, бродяга? — хмыкнул я, отвлекаясь. Все равно бой развивался как-то вяло. Словно первый запал прошел и теперь соперники лишь искали повод, чтоб прекратить это безобразие.
— Тфу, демон! — зачем-то плюнул в сторону невысокий полный жрец, только теперь разглядев меня на фоне коры дерева. — Упаси Басра-Создатель!
Он наконец-то добрался до маленькой полянки, с наслаждением сбросил тюк с плеч, хрустнул поясницей и решительно направился в сторону безмятежно вытаптывающих траву воинов.
— Да оставь их, жрец! — крикнул я ему в спину. — Пусть себе потешатся. Не зря же они тащили на себе все эти железки столько лиг!
Толстяк все испортил. Одного мельком брошенного взгляда на суетливого коротышку хватило наемнику, чтоб просмотреть очередной выпад принца и лишиться головы. Алый фонтанчик крови коротко блеснул в золотых солнечных лучах, и безголовое тело браконьера мешком свалилось на ржавую хвою.
Я был слегка разочарован. Кои-то веки в моем лесу одновременно набралось столько чужеземцев, а не прошло и пяти минут, как среди живых осталось лишь двое. Да и те… Принц в стоптанных сапогах, помятых простеньких доспехах и с царапиной через всю щеку. Да суетливый жрец неведомого бога Басры, в драной коричневой рясе, подпоясанной веревкой, и сандалиях на грязных ногах. И от обоих так смердело потом, словно они камни в каменоломне ворочали, а не прогуливались по самому прекрасному в мире лесу.
Молодой высоченный воин шумно отдувался, то и дело смахивал со лба непокорную прядь пепельных волос и что-то бормотал, оттирая клинок пучком травы. Толстяк зачем-то грохнулся на колени у тела наемника, закатил глаза и заныл что-то совсем уж невнятное. Я вздохнул, достал нож из голенища сапога и отправился вытаскивать стрелы. Не так-то и просто смастерить правильную стрелу. Тем обиднее было бы оставить целых две двоим мертвякам, которым мои стрелы сейчас уже точно ни к чему.
А потом я посчитал нужным попрощаться с оленем. Он так и лежал, глядя мутными глазами в вечно меняющийся кусочек голубого неба…
— Прощайте, — вежливо сказал я чужеземцам. — Край леса ближе всего в ту сторону.
— Это вся твоя благодарность, малыш? — воскликнул воин.
— Разве ты не поможешь предать тела разбойников земле? — снова засуетился жрец.
Я даже растерялся. И подумал, что, забыв заветы отцов вместе с правильным языком, чужеземцы могли лишиться и части разума. Спящие коварны! Желая наказать, лишают человека разума…
— Что-то я совсем вас не понимаю, чужеземцы, — признался я. — Ни тебя, воин, ни тебя, толстый жрец… За что я должен быть благодарен тебе? Ты искренне веришь, что эти бродяги могли причинить мне вред?! В моем лесу? Да меня бурундуки бы засмеяли…
— И то верно, твое высочество, — растянул толстые губы жрец. — Парнишка к сосне прислонился, и я насилу его разглядел…
— Тебя я тоже не понял, жрец чужого бога. Что значит — предать тела земле? Разве они уже не на земле?
— Басра учил тела людские закапывать, дабы не достались они поруганью диких животных и птиц…
— На счастье, меня твой Басра ничему не учил, — хмыкнул я. — Да и не станут животные моего леса… э… как ты там сказал? Да неважно… Трупы к утру съедят и все. Ты бы лучше доспехи прибрал… Нечего лес железками засорять…
Разум и так-то с трудом пробирался сквозь толстенный слой жира на лицо коротышки. А тут он и вовсе идиотом выглядел.
Молодой воин тоже сначала опешил. А потом смешно хрюкнул носом, утерся рукавом и, уже не пытаясь сдержаться, засмеялся так, что птицы с веток взлетели.
— Ты самый чудной парнишка, которого я повстречал по эту сторону Великой реки, — ничуть не стесняясь текущих по щекам слез, заявил принц. — Клянусь кошельком брата Пареля!
Тут он кивнул на побагровевшего от ярости жреца.
— Да и я не часто встречаю таких, как вы двое, — ухмыльнулся я. — По правде сказать, так я столько чужеземцев за один раз в своем лесу вообще ни разу не видел…
— Легко клясться чужой мошной, коли своя пуста, — пробурчал толстозадый брат Парель, не отрываясь, впрочем, от увлекательнейшего занятия — обыска трупов.
— Кто ты? Как твое имя? — принц все не переставал меня удивлять. Немного найдется людей, не слыхавших о нас. Особенно в окрестных орейских княжествах. — Что делаешь один в чаще леса?
— В наших краях принято гостю первому представляться, — я не осторожничал. Просто мне нужно было время, чтоб обдумать потрясающую новость — люди за Рекой действительно полностью забыли заветы отцов! У нас даже дети знают — леса принадлежат нам!
— Ты прав, — учтиво склонил голову воин. — Прости. Мое имя Ратомир. Я старший сын ныне покойного короля Любомира из Модуляр.
— Арч, — коротко кивнул я. — Младший в семье Белого. Я из лесного народа. Это наш лес.
— И велики ли ваши владения? — неожиданно заинтересовался жрец.
— Две луны шли мы с отцом на восход, — я пожал плечами. — Лес так и не кончился…
— А много ль из этого принадлежит твоей семье? — толстяк выговаривал, конечно, сильно исковерканные, но вполне понятные слова. Да только я никак не мог ухватить их суть. Что именно он хотел узнать?
— У меня есть лук, — осторожно ответил я. — Вот этот — легкий. Дома остался еще один. Его дядя Стрибо Белый делал. Для охоты он не годится…
— И все? — гыкнул Парель кому-то-брат. — Не слишком-то твоя семья разбогатела, в чащобе сидючи…
Я силился его понять… и не мог. Слово «богато» на орейском имеет значение — «красота, посвященная богу». «Не слишком твоя семья раскрасивела, проживая в лесу»? Глупость какая!
— Ты, наверно, здесь все дороги знаешь? — принц, который должен быть уже королем, а вместо этого шляющийся за тридевять земель от родных границ, тоже вольно обращался со словами.
— Здесь нет дорог, Ратомир из Модуляр. Здесь даже троп нет. Сюда без приглашения люди не ходят. Особенно чужие.
Солнце приближалось к зениту. Лучи пробивали хвою сверкающими колоннами, превращая бор в прекрасный храм. Ветер раскачивал верхушки деревьев, колонны переползали с одной заросшей мхом кочки на другую, и по-весеннему свежая поросль вспыхивала живыми изумрудами. Или, попадая на тела мертвецов, высвечивали кроваво-красные цвета смерти, рубины. Или матовые опалы безжизненных оленьих глаз…
Спящим пора проснуться и навести порядок, коли появились люди, переставшие видеть красоту леса. Прекрасное творение, посвященное богу — истинное богатство. Призрачную, иллюзорную, вечно меняющуюся, потрясающую, трогательную красоту, которая и есть единственный настоящий Бог!
