Александр Прозоров - Конец пути
— Ничего… — плюхнулась обратно на постель невольница. — Так и сижу, никуда не выглядывая. Только ем и сплю. Растолстела, наверное, раза в два. Правда, красивее стала?
— Наверное, — кивнул Олег.
За счет нормального сна и хорошего питания Урсула заметно округлилась, и если раньше она выглядела как желудь со спичками на месте рук и ног, то теперь напоминала вполне упитанного розового поросеночка. Всего месяц постельного режима — и двенадцатилетняя на вид пигалица округлилась годиков этак до восемнадцати.
— Гроза тут была два раза, — припомнила девушка. — Да камнепад раз случился.
— Испугалась? — Олег отошел к окну, обозрел с километровой высоты спрятанную между горами долину. — Тебя никуда не водили, ни о чем не спрашивали? Или, может, приходил кто?
— Нет, господин, — мотнула головой рабыня. — Токмо служанки заглядывали. Да и с ними словом не обмолвишься. Молчат, как язык отрезали.
— Неужели совсем ни с кем не разговаривала?
— Нет, господин. Да и о чем? Спала больше. В кои веки и покормят, и напоят вдосталь, и ничего никому не надобно. Вставать — и то ни к чему.
— Ты вставай, вставай, — покосился на нее Середин. — Пролежни появятся.
— Иди лучше ты ко мне, господин! — призывно вытянула руки Урсула.
Подумать над предложением Олег не успел. Взгляд его скользнул по участку ведущей к замку тропы возле ворот долины, и ведун с силой вцепился пальцами в подоконник:
— О проклятие! Урсула, вставай! Собирайся, коли взять чего хочешь. Ну, хватай, и бежим!
— А что, господин…
Середин, не тратя времени на объяснения, просто схватил ее за руку и потащил за собой — по коридорам к лестнице, потом бегом вниз:
— Любовод!!! Любовод, ты где?
— Я здесь, друже, — наконец отозвался купец, оказавшийся на первом этаже в кладовке у самой дальней, наружной стены. — Пошто шумишь, баламутишься? Я поглядел, сундуки наши в целости лежат, и зеркала в них на месте.
— Снизу еще сотни две мужчин поднимаются. Видать, деревенские подоспели по тревоге, пока тут черная сотня с нами сражалась. Уходить надобно, пока не добрались.
— Постой, как уходить? — испугался купец. — А товар как же? Нешто бросить его тут черни на потребу, на разорение.
— А как ты собираешься по карнизу в сажень шириной через вражескую рать сундуки уносить? Брось. Дворец — Аркаима. Его люди разорять жилище своего правителя не станут. Авось, еще удастся сюда заглянуть.
— Дык… Стены, ворота, люди… Запремся давай, друже. Воины у нас под рукой есть, оборонимся.
— И сколько ты тут сидеть собираешься? Пока жратва не кончится? Год, пять? Не выпустят же туземцы. Мы от них, может, и оборонимся, но они-то никуда не уйдут. Они же тут дома! И это если ходов и троп тайных во дворец нет. А то ведь и обойти могут. И не поймем как. Или ворота кто из прислуги тайком откроет. Нет, Любовод, уходить надобно, и побыстрее.
— Уходить?! — чуть не взвыл купец. — Токмо нашел — и уходить снова?
— Не скули. У тебя же две шапки самоцветов от Раджафа в лесу где-то закопаны.
— Ну, дык, лишний товар дна не проломит, — возмутился новгородец. — Чем больше на Русь привезем, тем дольше гоголем ходить будем.
— Привезем, коли живота тут не оставим. Запирай, идем…
По-прежнему не отпуская Урсулы, ведун добежал до здешней кухни, распахнул дверь. Крикнул:
— Собирайте, что унести можно, уходим! Свежие сотни к Аркаиму из селения подступают!
Разумеется, все стражники были уже здесь и с азартом разоряли хозяйские припасы. Плов в огромном казане ничьего интереса не вызвал. Незваные гости налегали на копченое мясо и рыбу, заедали это густым горным медом, запивали хмельным пивом. Тем не менее повторного приглашения воинам не понадобилось. Услышав про опасность, они принялись торопливо набивать мешки. Лишь сотник, подойдя ближе, тихо спросил:
— Как же уходить станем, чужеземец, коли ворог на пути?
— Как пришли, так и уйдем, Вений. Ты бы умыл лицо-то. Смотреть страшно.
— По веревкам? Так ведь долго это, чужеземец. Коли не оставить никого врата и стены оборонять, не успеем скрыться. Нагонят. Прямо здесь и порежут всех. А коли оставить, так… Так тут воины и останутся, пока не полягут. Не смогут уйти-то. Нас и так пять на двадцать, да поранены, почитай, через одного. Здоровых оставить — Аркаима тащить некому станет. Увечных — не устоят долго.
— Вы собирайтесь быстрее, сотник, и уходите. А задержать смертных я и без вас смогу. Дурное дело не хитрое.
Воин вздрогнул, услышав из уст чужеземца эпитет, которым награждали людей лишь здешние правители, склонил голову:
— Тогда мы уходим. Удачи тебе.
— Веревку одну оставьте. Я тут тоже погибать не собираюсь. Все, уходите!
Сотник повернулся к своим, а Олег вышел во двор, где у двери замерли зомби, ожидавшие нового приказа. Урсула испуганно взвизгнула, спряталась ведуну за спину.
— Хватит орать, сейчас не до испугов, — решительно осадил ее Середин. — Иди к пруду, жди меня там. А вы… Ломайте ворота!
Створки ворот поддались камням еще легче, чем двери. Они совсем не предназначались для защиты от нападения со двора — тут и засов был, и открывались они наружу. С той стороны кто-то просто подпер ворота обычным колышком, который отскочил после третьего удара камнем. Олег первым прошел в темный проем ворот, опасливо втягивая голову в плечи. В таких местах, в полу теремов, обычно делают бойницы, чтобы сверху стрелять в тех, кто прорвался через первые врата, сыпать раскаленный песок или гуманно поливать кипятком. Про расплавленную смолу ведун читал только в учебниках да в кино это видел — в здешнем мире такую роскошь никто себе позволить не мог. Да и зачем, если простой кипяток ничем не хуже?
Однако защитников в большом дворце уже не осталось. Середин без приключений дошел до внешних ворот. Поднатужившись, снял с дубовых, окованных железом створок трехпудовый затвор, прислонил к стене, вышел наружу. И вздрогнул от неожиданности — успел отвыкнуть от открывающегося с этого места вида. На миг почудилось, что он парит прямо в воздухе на высоте облаков. Скальный карниз в полтора метра шириной не имел никакого ограждения, и с непривычки казалось, что любой порыв ветра, любое неловкое движение — и ухнешься вниз, в бездонную пропасть.
Там, далеко-далеко внизу, виднелись черточки грядок, прямоугольники убранных полей, голубоватый изгиб ручья, квадратные крыши домов. Люди казались крохотными муравьишками, лошади — тощими жуками. Правда, та цепочка мужчин, что с копьями на плечах и топорами за поясом поднималась по карнизу далеко слева, тянула уже не на муравьев, а как минимум на тушканчиков.
