Вера Камша - Сердце Зверя. Том 2. Шар судеб
– Идемте, он задремал.
– Нет, господа… Я никого не отпускал. – Если они врут, а они врут, времени на сон нет. Нужно успеть… Успеть написать главные письма, то есть продиктовать.
– Вам нужен покой.
– Мне нужен полковник Придд.
– Но…
– Позовите полковника Придда… и убирайтесь к кошкам!
– Мой генерал!
– Не нравятся кошки, отправляйтесь… к ежу!
– Побудьте с ним, доктор. Я найду Придда.
– Если не ошибаюсь, я видел его у дверей.
Отчего-то Жермон улыбнулся. Врач удивленно поднял брови, и генерал улыбнулся снова. Несмотря на дергающую боль, вернее, ей назло. Ариго не помнил, приказал он Валентину уходить или все-таки нет, но мальчишка-недоойген сделал по-своему, и подыхать стало не так одиноко. Когда все кончится, Придда надо отправить к Райнштайнеру, а когда кончится еще и война – к Катарине. Пусть расскажет, как она осталась совсем без братьев.
– Мой генерал!
– Вы уверены, что я позволил вам болтаться здесь?
– Я понял вас именно таким образом. Генерал Ансел с моими выводами согласился.
Правильно он понял, хотя и врет в глаза. Бывают же такие!
– Берк, вы свободны… И заберите своего… коновала.
– Но…
– Когда он понадобится… его позовут… Валентин… закройте дверь.
– Слушаюсь.
Уходят. А что им остается? Придд в самом деле находка для любого генерала, но держать такого в Торке… То же, что возить пушки на морисках.
– Садитесь. Так, чтобы я мог вас видеть… Ансел ушел вовремя?
– Авангард выступил ровно в пять. Основные силы покинули форт тоже достаточно быстро.
– В авангарде пошел Гирке?
– Да.
Мы никогда не скажем о своих людях и своих заслугах. Гордость у нас такая – делать и молчать… И извинений чужих нам не надо, нам вообще ничего не надо! Тьфу!
– Вы прекрасно умеете врать… Вернее, повернуть дело так… что другие… соврут себе сами… Но мне от вас нужна правда.
– Сударь, я не врач. – Опять понял. Закатные твари, он так со всеми или только с умирающим начальством?
– Живот от ноги вы отличите, вот и проверьте! Я должен знать, что делать… В форте две тысячи человек. Если вас окружат и загонят за стены, уйти уже никто не сможет… Но если я вас выгоню, а на том берегу… и впрямь крупные силы… Дриксы двинутся на тот же Мариенбург… Закатные твари… Тут и здоровому трудно все оценить, а уж мне…
– Мой генерал, врач уверен…
– Я ему не верю. Я верю вам. У вас на шее тоже болтался полк… Со всеми хвостами… Остальное в счет не шло…
– Сударь, вы ошибаетесь. Я не мог оставить без помощи человека, спасшего моего брата. К счастью для меня, обе мои цели совпали. Я прошу вас закрыть глаза. Я скажу как есть. Даю слово.
– Хорошо.
Пусть смотрит, хотя чего уж тут смотреть? Пах и живот, а нога ни при чем, ее словно бы и нет… Вообще нет… Первое письмо будет Рудольфу… Он ведь так старика и не поблагодарил, как-то не получилось; теперь становится поздно, а слов все равно нет. Разве что попросить Валентина… Его подделка подделкой не будет… Если рассказать, как было, Придд напишет, как нужно, а Ойгену можно вообще не писать, просто передать на словах…
– Сударь, вы в самом деле ранены в бедро. В этом нет никаких сомнений. Врач не только не солгал, но и не ошибся со сроками. У меня была сходная рана, хоть и нанесенная холодным оружием. Я поднялся на восьмой день.
Жермон поверил. Сразу и до конца.
2
– Почему, когда ожидаешь дурного и оно сбывается, все равно удивляешься?
– Не знаю, – признался Эпинэ, – а что случилось?
– Мориски разрушили Агарис, – отрешенно произнесла Катари. – Все как и болтали обозники. Они не ошибались, Валмон прислал гонца. Старый граф сейчас в Савиньяке. Ты ведь жил там…
– Нет… – начал Иноходец и понял, что сестра говорит про Агарис.
– Я имела в виду Святой город, – поправилась Катари. – Я очень любила гравюры Казавари, у меня была книжка… Она давно пропала, а гравюры до сих пор перед глазами. Всю ночь перед глазами – храмы, дома, гавань с кораблями, рынок… Ничего этого больше нет. Ну почему ты сразу не поехал в Савиньяк?! Конечно, ты хотел побыть дома, отдохнуть, но мы… мы не можем отдыхать.
– Не «мы», а мы. Регентский совет, или как ты нас назвала? А вот тебе как раз нужен отдых. Ты слишком рано поднялась.
– Я лягу. Приму графа Глауберозе и сразу лягу… Я все понимаю, но с дриксенцем лучше говорить мне. Граф не только дипломат, он еще и рыцарь. Представляешь, Глауберозе встал передо мной на суде.
– Я видел. – У сестры перед глазами гравюры, а он помнит торговку лимонами… Бедняга орет под окном, а Робер Эпинэ злится. Бессильно, глупо, так он не злился даже в детстве. – А вот я сидел, как последняя свинья!..
– Прекрати! Я…
Женщина замолчала, словно подавившись словами, и торопливо поднесла к губам палец. Сейчас кто-то войдет, так и есть!
– Ваше величество, – возвестила девица Дрюс-Карлион, – граф Глауберозе в Парадной приемной.
– Зовите. – Катари осторожно опустилась в кресло и расправила черную шаль. – Робер, письмо в будуаре… Нет, ты уже не успеешь; я попробую сама объяснить. Что смогу.
Эпинэ отошел к окну и зевнул. Шадди Капуль-Гизайлей был не хуже шадди Левия, но изящной чашечки давно уже не хватало. Потому он так плохо и соображал, да и чувства куда-то делись. Сожженный город – это ужасно. Наверное, ужасно, но ужаса Робер не ощущал, ужас остался в долине Биры. Торчащие из-под валуна женские ноги и блестящая в грязи цепь. Эту цепь Иноходец запомнил навеки, а вообразить разграбленный Агарис отчего-то не мог, хотя Святой город сжигали и раньше. Ментор показывал им с Мишелем гравюры того же Казавари, правда, художник был на стороне Рамиро Второго… Давали ли Катари эту книгу?
– Ваше величество, – вошедший дриксенец сдержанно поклонился, – я счастлив видеть вас в добром здравии.
– Мы благодарны. – Катари говорила почти спокойно, но полностью владеть своими чувствами она так и не выучилась. И не надо. Пара недель, и для девочки все кончится. Хотя бы для нее.
– Граф, при нашей беседе присутствует мой кузен. Герцог Эпинэ военный, а не дипломат. Мы думаем, так будет спокойнее…
– Спокойнее? – переспросил дриксенец. – Ваше величество имеет в виду то, что наши державы оказались в состоянии войны прежде, чем об этом было должным образом объявлено? Я весьма огорчен обоими обстоятельствами. Дриксенскую сторону в какой-то мере извиняют лишь события в Талиге. Мой кесарь по не зависящим от Дриксен причинам не мог объявить о своих намерениях его величеству Фердинанду и герцогу Алва. Если мне или моему доверенному курьеру будет разрешен проезд по землям талигойской короны, необходимые бумаги окажутся в Олларии в самое ближайшее время.