Стивен Кинг - Стрелок
За кремень и кресало он взялся не раньше, чем день догорел, оставив после себя лишь бежавший в укрытие толщи земли зной да угрюмо-насмешливую оранжевую полоску на одноцветном горизонте. Он терпеливо наблюдал за южным направлением, где высились горы, не ожидая и не надеясь увидеть тонкую струйку дыма над новым костром — просто слежка входила в правила игры. На юге ничего не было. Близость жертвы была относительной. Недостаточной для того, чтобы разглядеть в сумерках дымок.
Стрелок высек над сухой травой искру и улегся с наветренной стороны, чтобы дурманный дым уносило в пустыню. Ветер дул ровно, не стихая, лишь изредка рождая пыльные смерчи.
Над головой, не мигая, горели звезды, такие же неизменные и вечные, как ветер. Миры и солнца миллионами. Рождавшие головокружение созвездия, холодное пламя всех цветов радуги. За то время, что стрелок потратил на наблюдение, лиловый оттенок с неба смыла волна густой черноты. Прочертив короткую, эффектную дугу, моргнул и исчез метеорит. Пламя отбрасывало странные тени, бес-трава выгорала медленно, образуя новые знаки — не идеограммы, а прямые, пугающие своей трезвой уверенностью кресты. Растопка сложилась в рисунок, который не был ни сложным, ни хитрым — попросту полезным. Узор этот говорил о черном и белом, о человеке, который в комнатах чужой гостиницы мог исправить скверное положение дел. Языки пламени неспешно лизали траву, а в раскаленной сердцевине костра плясали призраки. Стрелок этого не видел. Он спал. Замысловатый рисунок сплавился с полезным. Стонал ветер. Обратная тяга, вея над самой землей, то и дело заставляла дым закручиваться воронкой и маленьким смерчем подплывать к спящему. Порой струйки дыма касались его. И, как малая песчинка рождает в раковине устрицы жемчужину, рождали сны. Изредка стрелок постанывал, вторя ветру. Звезды оставались к этому так же равнодушны, как и к войнам, распятиям, воскресениям. Это тоже порадовало бы стрелка.
2
Ведя в поводу осла с выпученными, помертвевшими от жары глазами, он спустился с холма, которым заканчивалось предгорье. Последний поселок стрелок миновал три недели тому назад и с тех пор видел лишь заброшенный пустынный тракт и редкие скопления землянок приграничных жителей. Группки лачуг выродились в единичные хибарки, где жили в основном безумцы и прокаженные. Стрелок предпочитал общество сумасшедших. Один из них вручил ему компас из нержавеющей стали с наказом передать Иисусу. Стрелок серьезно принял поручение и выполнил бы его, случись ему встретиться с Ним. Однако встречи не ждал.
Последняя лачуга попалась ему пять дней назад, и стрелок заподозрил было, что больше не встретит ни единого жилища, но, взобравшись на вершину последнего изъеденного ветрами холма, увидел привычную скошенную назад и выложенную дерном крышу.
Поселенец, на удивление молодой, с буйной копной красновато-рыжих волос, доходивших почти до пояса, рьяно пропалывал жалкую кукурузную делянку. Мул шумно всхрапнул, и поселенец поднял голову. Перед стрелком, как яблочко мишени, мигом появились сердито сверкающие синие глаза. Вскинув обе руки в отрывистом, грубоватом приветствии, поселенец вновь согнул спину, наклонясь к кукурузе и сгорбившись над ближайшим к землянке рядком. Через плечо полетела бес-трава и изредка попадавшиеся жухлые побеги кукурузы. Волосы поселенца развевались и летели по ветру, который, больше не встречая препятствий, дул прямо из пустыни.
Стрелок неторопливо спустился с холма, ведя за собой осла, навьюченного бурдюками, в которых плескалась влага. На краю казавшегося безжизненным кукурузного поля он остановился, глотнул воды, чтобы пошла слюна, и сплюнул на иссушенную землю.
— Пусть живет твой урожай.
— И вам того же, — отозвался поселенец, разгибаясь. В спине у него явственно хрустнуло. Он окинул стрелка взглядом, в котором не было страха. Гниение не коснулось той малой части его лица, что виднелась между бородой и волосами, а в глазах, хоть и диковатых, не было безумия.
— У меня только кукуруза и бобы, — сказал он. — Кукуруза дармовая, а за бобы с тебя причитается. Их время от времени носит сюда один человек. Но он надолго не задерживается. — Поселенец коротко хохотнул. — Боится духов.
— Небось, думает, что ты и сам дух.
— Небось.
С минуту они молча смотрели друг на друга.
Поселенец протянул руку.
— Меня звать Браун.
Когда стрелок пожимал протянутую ладонь, на низком гребне земляной крыши каркнул тощий голенастый ворон. Поселенец коротко указал на него:
— Это Золтан.
При звуке своего имени ворон снова каркнул и полетел к Брауну. Он приземлился на голову поселенца и устроился на этом насесте, крепко вплетя когти в густые нечесанные волосы.
— Чтоб ты сдох, — весело прокаркал Золтан. — Чтоб ты сдох вместе с лошадью, на которой приехал.
Стрелок добродушно кивнул.
— Боб — музыкальная еда, — вдохновенно продекламировал ворон. — Чем больше ешь, тем громче бзда.
— Ты учишь?
— По-моему, только этому он и хочет учиться, — откликнулся Браун. — Пробовал я выучить его «Отче наш». — На мгновение он перевел взгляд за землянку, к безликой спекшейся песчаной равнине. — Только сдается мне, «Отче наш» не для этих краев. Ты стрелок. Верно?
— Да. — Стрелок присел на корточки и вытащил табак и бумагу. Золтан отпустил голову Брауна и, хлопая крыльями, сел стрелку на плечо.
— Небось, тебе нужен тот, другой.
— Да. — На языке завертелся неизбежный вопрос: — Давно он прошел?
Браун пожал плечами.
— Не знаю. Тутошнее время — занятная штука. Больше двух недель назад. Меньше двух месяцев. С тех пор человек с бобами приходил дважды. Верно, недель шесть прошло. Вероятно, я ошибаюсь.
— Чем больше ешь, тем громче бзда, — сообщил Золтан.
— Он останавливался? — спросил стрелок.
Браун кивнул.
— Остался поужинать, как, наверное, останешься ты сам. Так, скоротали время.
Стрелок поднялся, и птица, громко жалуясь, снова перелетела на крышу. Он ощутил странную дрожь нетерпения.
— О чем вы говорили?
Браун вскинул бровь.
— Не так чтоб много. Бывает ли дождь, да когда я здесь появился, да не схоронил ли жену. Говорил в основном я, а это со мной не каждый день бывает. — Браун умолк. Тишину нарушал лишь сильный ветер. — Он колдун, верно?
— Да.
Браун медленно кивнул.
— Я так и думал. А ты?
— Просто человек.
— Ты никогда его не догонишь.
— Догоню.
Их взгляды встретились. Оба внезапно ощутили связавшее их глубокое волнение: поселенец — на своей иссохшей, курящейся пылью земле, стрелок — на спекшемся в монолит песке, отлого спускавшемся в пустыню. Стрелок потянулся за кремнем.
