Галина Гончарова - Волк по имени Зайка (СИ)
Выйти из дома на задний двор, благо, никого нет рядом, чутье у меня не хуже волчьего, оно рассказывает, кто и где находится. Но сельчане все разбрелись, занимаясь своими делами. Тем лучше…
А теперь сосредоточиться.
Впрочем, даже этого не требуется. Секунда, в глазах темнеет — и все кончено. На грядках сидит ушастая белая зайка, я смотрю на свои лапки и нехорошо усмехаюсь. И — срываюсь с места.
Прощай, деревня. К вечеру я уже буду очень далеко отсюда, а хватятся меня дня через три. Не догоните…
Колин
«Сын!
Ваша мать умерла и требуется Ваше присутствие на похоронах.
Прошу Вас приехать незамедлительно.
Лойрио Ройл.»
Пальцы сжались в кулаки, сминая хрупкий листок. Мразь.
Своего отчима я ненавидел всегда. Кажется, я уже родился с этой ненавистью. Или она появилась чуть позднее…
Не знаю с чего так. Вроде бы отец считал его своим другом, названным братом, а мне лойрио Эдвин Ройл был противен. Неприятны были его темные, навыкате, глаза, его мясистые красные губы, прячущиеся в окладистой бороде, его толстые пальцы, постоянно шевелящиеся, похожие на жирных червей…
Я первый пустил в ход прозвище «лойрио Рыло» и оно прилипло хуже дерьма к подошве. Тогда это были детские проказы.
Потом было хуже.
Мне было десять лет, когда погиб отец. Погиб странно и нелепо. Случайный выстрел на охоте — и стрела спутала его с оленем. Или стрелок?
Я жизнь готов был поставить на второе, но найти негодяя не удалось. Никто не признавался, и стрела оказалась не помеченной. Твари!
Я был провозглашен лойрио Торвальд–холла, а мать надела траур.
Она словно потухла тогда, всегда веселая, живая, искристая, теперь она напоминала снежную королеву. Каштановые волосы поседели за одну ночь, голубые глаза запали, она сильно осунулась… и все равно была красавицей. Даже сейчас, во всем черном — красавицей.
И лойрио Рыло зачастил к нам. Около года назад умерла его жена и слуги шептались, что он забил ее до смерти, а сейчас он положил взгляд на маму. Я это понял сразу.
Но что я мог сделать?
Беда была в другом. Его назначили моим опекуном до совершеннолетия, а наступало оно в семнадцать лет. Семь лет мы должны были терпеть его, его визиты, взгляды, речи, всячески ублажать его, повиноваться и… НЕНАВИЖУ!!!
Впрочем, я готов был простить ему многое — за маму. В ее присутствии он становился совсем другим. Он шутил, неловко и неуклюже, читал ей стихи, приносил цветы, сладости, украшения… мама чуть оживлялась в его присутствии — и одно это стоило моих стиснутых зубов.
Прошел год — и она перестала носить только черное, и даже стала иногда улыбаться. Потом еще год — и она начала смеяться, и голос ее звенел иногда почти как прежде. А потом лойрио Рыло сделал ей предложение.
Мама тогда пришла ко мне ночью.
— Сынок, нам надо поговорить.
Я пожал плечами. Пусть я ребенок, но я еще и лойрио Торвальд, а потому отец воспитывал меня с детства и учил с детства.
— ты хочешь сказать, что выходишь замуж за лойрио Рыло?
Мама вздохнула. Опустила голову.
— ты не любишь его.
— Нет. А ты? — этот вопрос требовал серьезного прояснения.
— А мне иногда кажется, что я могла бы… не быть счастливой, но и не быть такой несчастной рядом с ним.
— по сравнению с отцом он…
— не надо, Колли. — Колли. Так меня называла только мама — и только наедине. Это было нашей тайной даже от отца. — Лойрио Ройла действительно нельзя даже отдаленно сравнить с твоим отцом. Но…
— Но ты еще молода. И хочешь попробовать стать счастливой.
— В кого ты у меня такой умный?
— Я и сам задаюсь этим вопросом, — поддразнил я маму. — Я не стану возражать.
— Да?
— Я хочу видеть тебя счастливой.
Мама подарила мне поцелуй. Крепко обняла, мы посидели в темноте и тишине…
— Ты у меня замечательный, малыш. И так похож на отца…
Она всхлипнула и ушла.
Свадьба была пышной. Мать старалась улыбаться, лойрио Рыло выглядел откровенно довольным, гости пили и орали тосты за здоровье молодых и потомство…
Я молчал и наблюдал.
Все ведь хорошо, так?
Разве не так?
Не так проявилось вскоре после свадьбы.
Лойрио Рыло был бесплоден, так шептались окружающие. У него было уже две жены — и ни одна не могла подарить ему наследника. Не смогла и мама, хотя очень старалась. Я знал. Лойрио поднимался в ее спальню каждую ночь — и оттуда неслись стоны. Сначала — удовольствия. Потом — они все чаще становились болезненными, но вмешаться я не мог.
Из замка удалялись старые верные слуги, в нем становилось все больше людей лойриоа Рыло, роптали гвардейцы, а я ничего не мог сделать. Он — опекун. И ведь дела он вел хорошо. Не воровал, я мог это проверить. Но и…
Убивайте меня — лойрио Рыло был с гнильцой.
Мать опять стала печальной, под ее голубыми глазами темнели черные круги, а на запястьях, которые она прятала под длинными рукавами, появились синяки. Лойрио Рыло винил ее в том, что она не могла понести ребенка — и приводил меня в пример. И все чаще нехорошо смотрел на меня. Словно примериваясь поверх арбалета.
Мама опять пришла ко мне ночью, когда лойрио Рыло напился и уснул. И на е лице был уродливый синяк.
— Он? Убью!
Я рванулся вскочить. Да, мне всего тринадцать лет, ладно, почти тринадцать, но я знаю куда бить. И рука у меня не дрогнет — полоснуть гада по сонной артерии, чтобы он захлебнулся своей помойной кровью!
Мама схватила меня за руку.
— Сядь, Колли.
И я повиновался. Что‑то страшное было в ее голосе.
— Нам надо серьезно поговорить.
— Слушаю.
Я сжал одеяло в кулаках до боли. Спокойствие, Колин, спокойствие. Ты уже взрослый, тебе не пристало орать, как сопливой девчонке.
— ко мне сегодня пришла женщина.
— И?
— Это… его женщина.
Я не сразу понял, но потом вспыхнул гневом.
— Ты… и он сейчас…
— Нет. Выслушай до конца, — мама смотрела грустно и твердо. — Он спал с ней, когда ухаживал за мной, но потом бросил, выкинул, как дешевую вещь. И она в обиде на лойрио. Сейчас у нее все хорошо, она выходит замуж и уезжает отсюда.
— они больше…
— не встречались. Но она была служанкой в его замке. Постельной служанкой…
Я кивнул. Об этом я тоже знал. Личная служанка лойрио, которая следит за его постелью, а если он пожелает… почему‑то всегда постель застилали очень молодые и хорошенькие девушки.
— что она рассказала?
Вместо ответа мама выложила на одеяло стрелу. Простую такую… арбалетную, с белым оперением, знакомую до мельчайших деталей… только на той оперение было красным от крови.