Гай Орловский - Ричард Длинные Руки — бургграф
Если так, повторной атаки сейчас не будет. Рассчитывал уничтожить меня внезапным ударом и преуспел бы, спасло обостренное чувство опасности, которым наградили предки Валленштейнов...
— Зайчик, — прошептал я, — ты как, мой жеребеночек?.. Надо ехать дальше.
Через полчаса быстрой езды высокая цепь холмов отодвинулась. Далеко впереди на вершине горы заблистал в прямых солнечных лучах рыцарский замок.
И почти сразу вспыхнули красным на солнце черепичные крыши расположенного под горой города. Зайчик ржанул, а любопытный Пес ринулся вперед. Я ругнулся: еду в сторону города по бездорожью, а рядом тянется настоящая широкая и хорошо протоптанная дорога. По ней в город движется плотная цепь из телег и подвод, идут вереницы навьюченных лошадей, ослов, верблюдов. Ветер донес свежий запах зелени, пахнуло молоком, сыром, свежим творогом, медом. В огромных корзинах везут живую птицу. Вообще-то на рынок с рассветом приезжают, а не среди дня, проспали торговцы. Или торговля идет так бойко, что спешно довозят, дабы не терять прибыль.
Даже на расстоянии всеми фибрами ощутил аромат простой деревенской жизни, что вносит свежую струю в суетливый и загаженный город.
В стороне от дороги, как примета этого края, пологие песчаные барханы. Их немного, да и те, похоже, оседают под напором жесткой травы, что ухитряется приживаться и на песке, запуская невероятно длинные корни в самые недра земли в поисках влаги. А еще как примета — древние развалины, за которыми возвышаются стены нового города.
Руины наполовину засыпаны песком цвета расплавленного золота. Целое море из скал и могильников, но, если присмотреться, скалы оказываются остатками то ли древних башен, то ли крепостных стен чудовищной толщины.
Полузасыпанное песком, смотрит в небо слепыми глазами каменное изваяние женщины размером ненамного меньше, чем статуя Свободы. Даже дорога пугливо делает крюк, чтобы не приближаться слишком близко. Вся целиком высечена из серого гранита, самого прочного камня. Время испещрило вмятинами и выбоинами, обращенное к небу лицо почти плоское: ветры и бури сгладили острые черты почти до полного исчезновения, но чудится, что всё равно пристально и настороженно следит за космосом.
Зайчик идет споро, но не слишком, он неотличим от добротного боевого коня, только крупнее и массивнее, а Пес просто пес, разве что неимоверно огромный, но сразу видно, что дурак: носится за птичками, высунув, язык, будто сможет догнать, таких собак обычно не боятся даже взрослые.
Я выехал на эту главную дорогу, у ближайшего возницы поинтересовался:
— Это и есть портовый город? — Он оглянулся, кивнул нехотя.
— Да, ваша милость.
— Моря не видно...
— Оно там, с той стороны, — ответил он всё с той же неохотой. — Город в бухте...
— А-а-а, понятно. Кстати, как зовется город?
Он посмотрел на меня с некоторым недоумением:
— Как и назывался раньше...
— А как раньше?
— Да как и теперь, — ответил он туповато. Подумал и разъяснил: — Тараскон, как же ишшо?
— Спасибо, — ответил я, ибо благородный человек вежлив даже с собакой, не только с простолюдином.
Зайчик прибавил ходу, мы понеслись вдоль телег, вдыхая ароматы деревенской жизни. Городские ворота приближаются охотно, створки распахнуты. У входа рядом со стражниками два горожанина в небогатой одежде, но с цепями на груди и другими знаками отличия приближения к власти.
Глава 2
Телеги с товаром быстро оглядывают, взимают пошлину, но некоторых, к моему удивлению, пропустили беспошлинно. Я подивился, уплатил мелкую монету за топтание земли города и безопасность в его стенах, поинтересовался у местного аналога таможенной службы:
— А не проезжал ли через эти врата совсем недавно мой старый друг... он такой рослый, волосы и борода чернее ночи... И вообще у него такая борода, что он весь борода, только нос торчит да глаза блестят...
Горожанин ответил невозмутимо:
— Не помню что-то.
Я сунул ему серебряную монету.
— А как сейчас память? — Он ответил живо:
— Просветление, клянусь богом, это чудо какое-то!.. Только что въехал через эти врата. Если поторопитесь, то догоните, если он поехал прямо, а не свернул...
— В чем он одет? — спросил я.
— Да во что-то белое, — ответил таможенник с пренебрежением, — будто купец какой, хотя сложение у него бойца, да и ухватки... А на лбу такой стальной обруч...
— Спасибо, — сказал я, — пойду догонять.
Получив монету неофициально, он не стал брать плату за Пса, всё равно те деньги пойдут не ему, а мы проехали под арку ворот.
Обруч на лбу — характерная примета Адальберта, так что таможенник не соврал ради монетки. А в таком большом и шумном, даже чересчур шумном, на мой взгляд, городе затеряться нетрудно. А потом ударить в спину.
У одного из горожан, выглядевшего умнее остальных, осведомился:
— Уважаемый... а как поживает господин Тартарен? — Он опасливо посмотрел на Бобика, но тот сел перед ним и смотрит с ожиданием: будут ли с ним играть. Горожанин наморщил лоб, подвигал бровями, взгляд был сперва задумчив, затем стал совсем озадаченным.
— Гм... а он должен здесь проживать?
— Обязательно, — заверил я.
Он снова впал в задумчивость, наконец со вздохом развел руками.
— Сожалею. Я знаю всех знатных господ, но названного вами господина нет в числе жителей.
— Как нет? — ответил я. — Должен быть! Без Тартарена нет и Тараскона.
Он покачал головой:
— Судя по вашим словам, это довольно известный человек, а я перебрал уже и всех простолюдинов и слуг. Увы, господина Тартарена нет, очень сожалею.
Я почувствовал себя обманутым.
— Тараскон есть, а Тартарена нет?.. Да кому этот Тараскон нужен без Тартарена? Он и держался только на Тартарене... Не удивлюсь, если в один день вдруг исчезнет...
Горожанин побледнел, торопливо сплюнул через плечо, перекрестился и сделал еще несколько жестов, отгоняющих демонов, богов, чужих богов и божков, эльфов, банши и прочих фей.
— Что вы такое говорите? Вас даже слушать страшно! — Я пожал плечами:
— Мне всегда казалось, что одно без другого быть не может. Есть вещи настолько взаимосвязанные... К примеру, если бы вдруг не стало Гамлета, то кому на фиг нужна эта Дания?..
Он остался, озадаченно глядя нам вслед, а я осторожно поехал по людной улице по направлению к центру. Бобик шел рядом, понимая, что пугать народ не стоит, это не гуси на берегу озера. Какой-то слишком торговый город: лавочки гостеприимно распахнули двери чуть ли не в каждом доме. Представляю, что творится в центре или на том месте, где рыночная площадь. Двери трактиров тоже распахнуты, оттуда вопли, песни, музыка, на крыльце подгулявшие вызывающе разглядывают прохожих, выискивая, с кем бы подраться.
