Вадим Крабов - Рус. Защитник и Освободитель
«Не дело замужней женщине равняться с мужем в мужских делах его! Не по заветам Предков это. Ох, молодежь, ох уж эти современные нравы!», — возмущалась, но, разумеется, виду не подавала. По неписаным тирским законам «семейный кодекс» един для всех: хоть для вождей, хоть для рабов.
Собственно, против «несправедливых законов Предков», где женщине отводилась второстепенная роль и бунтовала в свое время Гелингин, младшая дочь вождя Сарматов, а ныне жена Руса Четвертого из рода Нодаш. Вышла замуж и все равно не успокоилась. И муж (где это видано?) поддерживал её прихоти!
Полное имя молодой хозяйки стало короче прежнего. Вместо «Гелингин из рода Шахнидов, дочь Пиренгула из племени Сарматов» — Гелиния Нодаш из рода Шахнидов. Поскольку она вышла замуж не за действующего царя Этрусии, а за уже сложившего с себя царский венец, то ей никого номера не полагалось. Даже в «Божественное Завещание» — главную этрусскую религиозно-историческую книгу она не попала. В отличие от мужа, который довольствовался записью«…сие царствование длилось не дольше [высыпания] двух статеров [песка] по часам Главного Фрегорского храма…». Зато в «Своде Княжеских и Майорских родов Великой Этрусии» её имя, как жены Руса Четвертого появилось на самом почетном месте. Бывшие цари крайне редко оставались в живых, поэтому сразу заносились в «князья царского рода» на самую верхнюю строку того самого «Свода».
«Странный он, господин Рус, ой какой странный… — подобные мысли в разных вариациях приходили в голову Асмальгин очень часто, — говорят, царем какой-то Этрусии был. С него станется, он может… тогда порядки у них там — жуть!..», — при этом внутренне содрогалась.
Кроме семейных отношений хозяев, домоправительницу сильно волновало повышенное внимание к их вилле со стороны князя родного Тира. Если постоянная открытая и скрытая охрана вокруг «Закатного ветерка» только радовала (еще бы, все-таки княжеская дочь здесь жила), то частые приезды большого количества непонятного вооруженного народа — пугали. Во время этих визитов, всех слуг, в том числе и саму управляющую, запирали в подвале. Наблюдательный Серенгул, слуга-привратник, как-то заметил, что следы от крытых повозок при въезде на виллу вдавливались в землю гораздо сильнее, чем при выезде. Словно приходили гружеными, а обратно шли пустыми. Странно это. Ну да ладно, господин Рус маг из магов; ему что самому исчезнуть, что спрятать княжеское добро в неведомой дали — раз плюнуть. А вот зачем это нужно князю — лучше даже не думать. Всех служащих заставили поклясться Богами и памятью Предков в том, что ни одно слово о происходящем на вилле не уйдет за её единственные ворота, а страшный коронпор Максад (Главный Следящий за безопасностью княжества) принудил расписаться или приложить палец к не менее страшному, чем он сам пергаменту «о неразглашении государственной тайны». Боги и Предки, возможно, и могут простить, но от Максада не скроешься — это точно!
И конечно, умная Асмальгин не могла не связать носившиеся по всему Тиру слухи о скорой «войне за пятно» с «пропажей грузов» на вилле. Связала, но язык не распускала. На рынках и улицах и без неё хватало «знающих людей» и «очевидцев», рассказывающих «из первых уст».
— …каганы как есть пропали! Все до одного, пусть не примут меня Предки, если я вру!
— …твари успокоились, как обычные звери стали, ага… да я сам ходил! Охота там — загляденье!.. Так его есть нельзя, отравишься! Мясо ему покажи…
— …ордена и эндогорцы валом туда валят, верь мне. Мой сын писал…
— …ой, что будет, уважаемая(ый)! Рабы в пятно бегут, а наш князь, пусть его лета будут долгими, запретил их оттуда возвращать! А как их до этого проклятого пятна поймаешь? Метки, дарки их разорви, пропали! Один убыток, одни расходы! А знаете сколько «степные волки» берут за поимку рабов? — в этом случае голос обычно переходил на шепот и говоривший боязливо озирался. — Лучше вообще о них забыть! Ни на одном рынке, даже в богатой Месхитии рабы столько не стоят. А надо сказать их цена резко подскочила; отовсюду бегут, не только от нас. Они считают там рай! Да мрут они там, а все равно лезут в пятна, как зачарованные. Да, уважаемая(ый), вполне возможно, вполне… я слышал, — голос торговца либо состоятельного покупателя снова понижался, — это проклятье лоосок. Перед тем, как сгинуть самим, наслали его на рабов. Они же рабами больше всех торговали. Как не знал(а)? Общеизвестный факт, я тебе говорю! Теперь приходится терпеть убытки. Борков пасти (овец, хлеб сеять, строить, месить глину и так далее) некому! Куда смотрят Боги и Предки! — жалостливо возводил руки к небу, скорбно опускал и резко переходил к собственно торговле. — Никак не могу цену скинуть (больше заплатить), ты уж извини…
И цены медленно ползли вверх, что крайне возмущало хозяйственную Асмальгин. Мысленно она корила безумцев:
«Дурачье! Плохо жилось? Продать могли, наказывали, заставляли работать? А как вы хотели? Предки завещали такой порядок! А вы — бежать. Ну, сгинете в том пятне и что? Лучше? Вот и продукты из-за вас дорожают!», — возмущалась совершенно искренне, хотя сама из кожи вон лезла, чтобы спасти от рабской участи мерзавку Сирилгин, причем только возможной, а далеко не обязательной участи.
Неоднозначной женщиной была эта домоправительница «Закатного ветерка». Не сказать, чтобы добрая, но и не злая; воспитанная строго в соответствии с вековыми тирскими традициями, за них и держалась.
Тирский князь Пиренгул не слушал базарные сплетни, он точно знал, что война грядет неминуемо. Полгода он только о ней и думал, готовился, как мог. Первые месяцы тайно, а последние два почти открыто. Не только потому, что тайну уже не сохранишь, но и потому, что того требовали планы, в которые в полной мере не посвящал даже сыновей.
Наконец время пришло, и Пиренгул собрал сынов в своем кабинете. Пожив во дворце, обвыкся, и относительно небольшая комната перестала напоминать шатер кочевника, а превратилась в обычное рабочее место геянского чиновника где-нибудь в центральных землях ойкумены. «Совещательный» стол, рабочий стол, кресло, стулья, стеллажи со свитками и редкими толстыми тяжелыми пергаментными книгами, у которых одно удобство — быстрый поиск нужных сведений. В углу стояло непременное бюро с секретными замками, кое-где оббитое железными пластинами с нанесенными Знаками — главное хранилище княжеских секретов.
— Обстановка вокруг княжества понятна, сыновья? — Пиренгул закончил длинный монолог риторическим вопросом. Если кто скажет «нет», заработает от отца «крайнее неудовольствие».
В кабинете находились все три сына и сам князь. На полу, на потолке, на стенах, в окне и в дверях светились «глушащие» Знаки, от переизбытка Силы различимые даже не-магами. Строжайшая секретность.
