Иар Эльтеррус - Девятимечье
Эли покосился на дикий бардак в квартире и с отвращением поморщился – убирать не было ни сил, ни времени. Обернулся на соседскую дверь, но та, к сожалению, оказалась заперта: сосед, видимо, успел уйти на работу. Как ни жаль, скинуть уборку на другого не получилось. Ну и ладно, вечером вдвоем уберут. Слава богу, Валька спокойный парень, не задирается, прав не качает, да и квартплату, что немаловажно, вовремя вносит. Так что с соседом еще повезло.
На скорую руку он соорудил бутерброд, проглотил жидковатый кофе и, подхватив сумку, выскочил на улицу. Опаздывать очень не хотелось: опять начнется балаган, начальник – «марокканец» и, естественно, великим умом не отличается. Зато отличается крайне вздорным характером и не выносит, когда с ним спорят.
Эли пробежался до остановки и тут ему повезло – автобус подъехал сразу же. Внутри было жарко, как в аду – кондиционер, конечно, и не думал работать.
– Илюха! Привет! Ты чего тут делаешь, поц рыжий? – расплылся в улыбке высокий смуглый парень, сидящий на переднем сиденье. – Сколько лет, сколько зим… Садись.
– Не рыжий, а только рыжебородый! – ответил Эли старой шуткой, с удовольствием пожимая руку Виктору, Витьке, Витюше – старому знакомому, бабнику и разгильдяю. – Привет, Витька! А что я тут делаю? Не видишь разве, на работу еду, – он похлопал по кобуре пистолета. – Стал бы я иначе с этой бандурой по городу таскаться.
С Виктором Эли познакомился на второй день после репатриации[1] в Израиль, потом они вместе изучали в ульпане[2] иврит.
– А где ты сейчас работаешь?
– В шмире.[3] Ворота машинам открываю. Открываю, закрываю… Дурью, в общем, маюсь.
– Так ты же программист! – удивленно воззрился на него Виктор.
– Угу… – Эли поморщился. – Только надо еще найти работу по специальности в этой долбаной Израиловке.[4] Нет у меня, видишь ли, местного опыта. А где взять этот самый местный опыт, если ни одна собака на работу не берет? И это при том, что я, как специалист, лучше большинства этих поцов. Но оно ж им не надо…
Витька почесал затылок.
– Да… Непруха.
– И не говори… А ты где сейчас?
– Да вот в банк кассиром устроился, одновременно учусь на вторую степень по экономике. Обещают после окончания перевести в отдел инвестиций. А так работа, в общем, неплохая. Есть, конечно, свои заморочки, а где их нет?.. Ой! Извини, я побежал, моя остановка. Бывай!
Виктор сорвался с места и протолкнулся к двери. Уже с улицы он помахал Эли и, не оглядываясь, побежал через дорогу к банку. Эли даже не успел толком попрощаться.
«Да. Вот так вот видишься со знакомыми раз в несколько лет, да и то случайно, и времени поговорить нет…» – скользнула по краю сознания невеселая мысль.
Снова в окне замелькали иерусалимские улицы. Вот, кстати, и остановка, на которой нужно пересаживаться. Пересел… Похоже, удастся не опоздать. За невеселыми размышлениями он и не заметил, как добрался до промзоны, где работал. Эли вышел из автобуса и осмотрелся. На другой стороне улицы шумела стройка, новый район для религиозных строят. За счет государства, конечно. Но хорошо хоть, вообще что-то строят – арабам меньше достанется.
Он бежал мимо серых заборов – промзона. Впереди виднелась будка – там Эли и работал. «Ну, слава Богу, на месте, и только без двух десять, успел…» – мелькнуло в голове, он уже подходил к шлагбауму, вокруг которого в нетерпении бегал сменщик, давно собравший сумку. Увидев Эли, он постучал пальцем по часам и злобно прошипел:
– Ну, и где ты шляешься?
Его занудство за полгода успело достать до печенок, но ссориться не хотелось. Поэтому Эли ответил:
– Я вовремя.
– Мы же договаривались приходить на десять-пятнадцать минут раньше! Я же прихожу? А тебе что, трудно?
Сменщик был зол, как собака, и искал на ком эту злость сорвать. Видимо, опять «схлопотал» от начальства.
– Ну, извини…
Тот махнул рукой и «великодушно» простил:
– Ладно. Черт с тобой. Держи ключи и рацию. Да, вот еще, шеф велел, чтобы синий «Fiat» № 73-340-63 сюда больше не впускали ни под каким видом.
– О’кей! – Эли хотел побыстрее от него отделаться, поэтому готов был согласиться даже на покупку слона.
– Ладно, я побежал спать, – уходя, бросил сменщик.
– Бай!
Эли с тоской огляделся. Все та же, знакомая до отвращения, унылая картина – слева серая каменная стена конфетной фабрики, к которой приклеилась его будка, несколько деревцев, дающих убогую тень, без которой в такую жару было бы совсем гнусно. Справа, через дорогу – точно такая же стена жиркомбината. Серость, мертвенная, безнадежная серость… Пустошь…
Он вытащил стул на улицу, в тень, достал ноутбук и включил его, не понимая, зачем: игры надоели до смерти. Глянул на книгу, лежащую в сумке – нет, читать тоже не хотелось. Как-то все у него в жизни не складывалось, Эли издавна преследовало ощущение, что все вокруг – просто пыльная серая пустошь. Не имеющая конца пустошь.
Вспомнилась Украина, где его предали все, кого он считал друзьями. Как сказал кто-то из древних: «Зачем тебе враги? Ведь у тебя есть друзья!»
Думать о прошлом не хотелось, но оно само, не спрашивая, всплывало в памяти. Как бежал через всю Россию без денег, синим от побоев, в куцем драном пальтишке, добежал до Урала. Потом узнал, что его долго искали – еще бы, он ведь оказался одним из немногих, чудом вырвавшихся живыми из рук подонков, да еще и заявившим на них, из-за чего двух тварей все же посадили. Слава Господу, никто не знал, что у него под Магнитогорском живет дядя. Там Эли, тогда еще Илья, и осел. И ничего, абсолютно ничего там не было, кроме беспросветного одиночества и тоски. Только общение с дядей и двоюродной сестрой как-то спасало, но они жили своей жизнью и им часто бывало не до него.
Так Эли и существовал, пока однажды дядя не сказал ему: «…А что молодой еще еврей делает в этой стране? Тебе здесь ничего не светит. Езжай-ка ты, парень, в Израиль!» И он поехал. А что еще оставалось делать, в России ему и в самом деле ничего не светило. Ни друзей, ни работы, ни квартиры. Даже женщины его избегали, а почему так сложилось, он не знал. Вот и поехал…
Сперва радовался и удивлялся всему вокруг, как ребенок. А потом… Потом приехала мама и жить стало очень трудно, а он, неплохой программист, никак не мог найти работу. По очень простой причине. Сабры[5] не слишком любили «русских», чувствовали, что у них лучше образование, больше предприимчивости, и потому боялись. Боялись, что их вытеснят. Вот и давили, не брали на работу, а если и брали, то платили втрое меньше, чем «своим».
