Владимир Ящерицын - Рассвет Тьмы
Иногда мне кажется, что вся предыдущая жизнь была чередой кошмарных нереальных снов.
— Беременные бегемоты!!! Разве так носок тянут? Четче шаг! Раз-два, раз-два! — это был наш прапор Спицын, на редкость тупой осколок Советского Союза. Очевидно, кроме того как печатать шаг и матюгаться в матюгальник он больше ничего не умел. Остальные наши командиры и консультанты были умнее его и выше званием. Впрочем, искры разума у Спицына хватало, что бы осознать эту несправедливость и прапор срывал злость на нас. Честно говоря, строевая была единственным предметом нафиг, если не сказать покрепче, нам не нужным. Наверное, прапор иногда это вспоминал и зверствовал пуще прежнего. Именно он настаивал, чтобы во время марш-бросков мы или песню пели, или противогазы одевали. Кстати, если марш-броски были на индивидуальный зачет — прибегал я всегда первый.
Наверное, из-за этого учебка сохранилась в памяти лишь небольшими фрагментами. Время пролетело очень быстро — вот мне, за отличие в строевой подготовке дают младшего сержанта, а вот — нас уже сажают на поезд, едущий в Чечню.
Грязный, вонючий, но такой родной вокзал. Приехали родители меня провожать взяли с собой маленького братика Сережку. Жаль, что я так и не смог подержать его в руках. Прапор, жалкий ублюдок, так и не выпустил меня на перрон — наверно боялся, что я дезертирую у всех на глазах. Хорошо что он не остался с нами, а укатил обратно. Я б, точно вам говорю, во время первой перестрелки засверлил бы ему пулю в живот (чтоб подольше мучался), и никто бы меня не сдал. Мои чувства разделял весь отряд — не одного же меня провожали.
Я думаю, что все это (ненависть младшего командного состава, отвратительное питание, изматывающие тренировки, внутренняя нездоровая атмосфера в отрядах) было частью подготовки к переходу нами рубежа первого убийства.
Для меня же это произошло как-то буднично.
Горы. Нас выбросили с вертолета перекрыть отступление каких-то, как сейчас модно говорить, «бандформирований». Вот же идиотство! Самое печальное было то, что арабские наемники были лучше снаряжены и вооружены. Может, АК и опережал свое время полвека назад, но сейчас его лидерство в поле уже давно было оспорено. Можно сколько угодно говорить о надежности и простоте, но это решающие факторы только тогда, когда АК держат в руках двенадцатилетние пацаны, идущие на следующий день в качестве пушечного мяса…
Какое-то ущелье и безликие далекие фигуры врага в камуфляже. Мы в засаде. Даже дышим через раз. Нас учили не смотреть постоянно на врага, а бросать на него короткие мимолетные взгляды. Что не говори, а человек — зверь. И на войне до предела обостряются все чувства и инстинкты. Люди могут чувствовать угрозу и враждебный взгляд. Это доказано давно…
Три человека разведки и десятеро основного отряда. Разведку мы пропускаем — важных людей в ней нет. Их убьют снайперы, а не убьют — это уже не важно…Вот основной отряд приближаются к той условной точке, где мы откроем огонь. Очень медленно ловлю в прицел мощную бородатую фигуру. Тоже мне, вояки. Расслабились. До границы, мол, рукой подать. Забыли? Поход заканчивается только тогда, когда солдаты раздеваются на базе…
Последняя фигура минует условный камень и — мы начинаем стрелять одиночными и короткими очередями. Я ловлю в прицел пытающегося перебежками убежать наемника и мягко нажимаю на спуск. Человек пробегает пару шагов и падает… Вот и все…
Ничего сложного — мы же не во времена Древнего Рима, что б убивать гладиусами лицом к лицу, а потом вытирать брызги чужой крови с лица…
Я с детства не боялся крови. Не зря же у меня в роду одни военные. Даже прадед был одним из первых коммунистов и служил в Красной Армии. Наверное, поэтому деду, а потом и отцу сходило с рук некоторое вольнодумство. Впрочем, дед с отцом обладали просто звериным чутьем на неприятности и прекрасно разбирались в людях: при ком-то — могли и смело пошутить в сторону партии, а при ком-то — тупо гнули коммунистическую и, в частности, партийную линию.
Руки замерзли. Я подбросил последние ветки в небольшой костер, понимая, что это только оттягивает неизбежное. Проклятый ФСБшник… Чужая пуля срикошетила под углом в ногу и, разорвав вену, вышла из спины. Я со своим отделением должны были прикрыть ФСБшника на переговорах с бородачами, но что-то пошло не так с самого начала. Я задним местом почувствовал подвох еще на базе, когда нам в отряд внедрили странного хмыря с масляными, по крысиному бегающими, глазками. Это было ловушкой. По прибытии на встречу ФСБшник с бородачем шустро смылись, а нас обработали из РПГ и пулеметов. Выжил только я, и то, чувствую, это ненадолго. Может быть ФСБшник был перебежчиком? А мы, доставив его тушку на границу с Грузией, стали «нежелательными свидетелями»? Или мы ими стали задолго до этого? Все таки видели (и участвовали) мы немало. Тут и торговля оружием на ту сторону, наркотрафик — на эту, работорговля (женщины) — опять на ту, нелегалы — на эту…
Как же по-дурацки закрутилась жизнь…
Холод начал опять подниматься по спине. Попытавшись шевельнуться, я обнаружил, что правая рука не слушается. Пожалуй, все. Бросив взгляд вниз, я понял, что сижу в луже своей крови. Я опять начал рыться в своих воспоминаниях. Как же многого хотелось достигнуть… Жаль, что я не застрелил ФСБшника, только в ногу попал… Ненавижу ПМ. С его этим гребаным «дожиманием»… Последний раз лизнув воздух, костер потух, оставив лишь одни яркие угли. Казалось, сразу наступила тьма. Но глаза, привыкнув, снова стали различать разбросанные по полуподвальному помещению предметы моего снаряжения: гильзы, немного патронов, разобранная аптечка, сухпай, и простреленный, вымазанный в моей крови и грязи, полупустой вещмешок. Внезапно, прямо из ярких углей, словно густой нефтяной дым, поднялась столбом тьма и, на пару секунд расплескавшись по комнате, собралась в красивую статную молодую женщину. К своему стыду, я, сначала, даже не посмотрел на ее лицо, ведь ее одежда состояла из украшений и лент темной ткани обвивающей ее идеальное тело. С трудом оторвав взгляд от ее груди я посмотрел на ее лицо и обмер, осознав что передо мной не человек. Ну не может у человека быть такого идеального лица с завораживающими, абсолютно черными глазами в которых клубилась и вытекала, словно туман, тьма. Вдобавок у нее были длинные (около полуметра) уши, чуть разведенные в разные стороны. Ее белые волосы были собраны в тугой хвост зафиксированный темным ремешком.
Я слышал истории про последние галлюцинации перед смертью. Кто-то видел родных (живых и мертвых), кто-то демонов или каких-то тварей стоящих рядом или разговаривающих с ними. Но, даже зная, что я на Грани, мне не хотелось признаваться в скором конце себе. Я же мог остаться на том пустыре и быстро околеть от потери крови. Нет — я полз, пытался перетянуть или зашить рану. Потом разжег костер и включил аварийный маячок… Но, очевидно, все напрасно…
