Дети Безымянного (ЛП) - Сандерсон Брендон
Поскольку солнце ещё не зашло, она не могла разглядеть их — лишь слышала, как они струятся вокруг неё с тихим перекрывающимся шёпотом. Своими мягкими, чуть хриплыми голосами они нашёптывали неразличимые слова, словно подпевая её песне.
С удвоенным усердием она принялась щипать струны виолы иссечёнными в кровь пальцами, сидя на своём обычном месте в центре деревни, рядом с булькающей цистерной. Песня обязана была сработать! Целых два года она останавливала любые беды и кошмары, угрожавшие деревне. Но шептуны продолжали кружить вокруг неё, как ни в чём не бывало, и вскоре со всех сторон нестройным жутким хором зазвучали вопли ужаса.
Тасенда пыталась петь громче, но в горле у неё совсем пересохло. Она закашлялась на вдохе и затряслась, хватая ртом воздух, пытаясь совладать с... Вдруг что-то холодное прикоснулось к ней. Больные пальцы онемели. Она ахнула и отшатнулась, прижимая виолу к груди. Вокруг было совершенно темно, но она слышала эту тварь рядом, слышала тысячи перекрывающихся шёпотов, словно шелест страниц, тихих, как предсмертные вздохи.
А затем тварь ушла, словно посчитав Тасенду недостойной внимания. Остальным жителям деревни повезло куда меньше. Они заперлись в своих домах — и теперь оттуда доносились их вопли, молитвы и мольбы… которые вскоре, одна за другой, начали смолкать.
— Тасенда! — раздался голос неподалёку. — Тасенда, помоги!
— Мириан? — вместо слов у Тасенды вышло лишь какое-то хриплое прерывистое карканье. Откуда доносился этот звук? Тасенда резко обернулась в кромешной тьме, с грохотом уронив стул на землю.
— Тасенда!
Здесь! Тасенда осторожно ощупала ногой край цистерны, чтобы сориентироваться по её резным камням, и бросилась в темноту. Она хорошо знала это место, и за много лет ни разу не споткнулась, пересекая деревенскую площадь, но всё же не смогла справиться со страхом, пронзившим её, когда она сделала свой первый шаг. Туда, в темноту, которая до сих пор пугала её.
Что, если в этот раз она войдёт в пустоту и никогда не вернётся? Вдруг она так и будет скитаться в этой бескрайней непознанной черноте, лишённая радости чувств и прикосновений?
Но вместо этого она упёрлась в стену дома, именно там, где и ожидала. Проведя по стене истерзанными пальцами, она коснулась подоконника и нащупала лекарственные травы, которые Мириан выращивала в горшочках — один из них Тасенда в спешке смахнула, и тот разбился о мостовую.
— Мириан! — закричала Тасенда, осторожно пробираясь вдоль стены. В деревне всё ещё раздавались другие крики — кто-то молил о помощи, кто-то вопил от страха. Вместе эти звуки сливались в настоящую бурю, но каждый из них казался невероятно одиноким.
— Мириан! — позвала Тасенда. — Почему твоя дверь не заперта? Мириан?
Она ощупью вошла внутрь маленького домика и споткнулась об распростёртое на полу тело. С мокрым от слёз лицом Тасенда опустилась на колени, всё ещё сжимая в одной руке свою бесполезную виолу. Другой она нащупала кружевную юбку — её Мириан вышивала сама, когда коротала вечера вместе с Тасендой. Она провела ладонью по лицу женщины.
Всего час назад Мириан приносила ей чай. А теперь… её кожа была холодной на ощупь, а тело уже успело окоченеть.
Тасенда выронила виолу и отпрянула к стене, по пути опрокинув что-то на пол. Упавший предмет раскололся с почти музыкальным звуком.
Снаружи затихали последние вопли.
— Возьмите меня! — закричала Тасенда, спешно пробираясь к выходу. Она оцарапала руку об острый угол, разорвав при этом юбку. На предплечье выступила кровь. — Возьмите меня, как забрали мою семью! — пошатываясь и спотыкаясь, она вернулась на главную площадь. Когда крики и паника вокруг почти прекратились, она смогла различить тихий голосок. Голосок ребёнка.
— Арен? — крикнула она. — Это ты?
Нет. Топь, услышь мою молитву. Заклинаю тебя...
— Арен! — по звуку тонкого испуганного голоса Тасенда нашла следующее здание. Дверь была заперта, но это, похоже, ничуть не останавливало шептунов, которые были чем-то сродни духам или призракам.
Добравшись до окна, Тасенда услышала стук маленькой ручки о стекло. Арен…, — прошептала она, прижав к стеклу свою ладонь. Мимо неё пронёсся зловещий холодок.
— Тасенда! — послышался приглушённый голос маленького мальчика. — Они идут! Скорее!
Она сделала глубокий вдох и сквозь всхлипы вновь попыталась выдавить из себя слова песни. Но Охранная песнь больше не работала. Быть может... сработает что-то другое?
— Скоро... скоро солнышко взойдёт..., — затянула она свою старую песню — весёлую, радостную, которую она пела своей сестре и другим людям в деревне, когда была ещё совсем маленькой, — светом всё вокруг зальёт…
Она почувствовала, что слова застревают у неё в горле. Как она могла петь о солнце, которого никогда не видела? Как она могла быть спокойной и дарить радость, когда повсюду вокруг гибли люди?
Та песня… она больше не помнила её слов.
Плач Арена оборвался, и изнутри дома донёсся глухой стук. Снаружи затих последний стон. Наступила тишина.
Тасенда отшатнулась от окна, и вдруг услышала за спиной чьи-то шаги.
Шаги. Шептуны не способны производить таких звуков.
Обернувшись на звук, она уловила шелест одежды. Кто-то поблизости наблюдал за ней.
— Я тебя слышу! — крикнула она невидимому гостю. — Хозяин Имения! Я слышу твои шаги!
Она расслышала чьё-то дыхание. Звуки, даже те, что издавали шептуны, внезапно стихли. Но тот, кто наблюдал за ней, не проронил ни слова.
— Возьми меня! — крикнула Тасенда в этот непроглядный второй мрак. — Возьми, и покончим с этим!
Внезапно шаги начали удаляться. Холодный, одинокий ветер дул сквозь опустевшую деревню. Тасенда почувствовала, как угасли последние лучи солнца, и воздух мгновенно похолодел. С наступлением ночи зрение вернулось к ней. Она моргнула, и кромешная тьма превратилась в обычные тени. Небо до сих пор озарял тёплый свет заката — словно искорки, которые на краткий миг задерживаются на фитиле свечи, когда огонь уже потухнет.
Тасенда поняла, что она стоит рядом с цистерной. Её спутанные каштановые волосы прилипли к мокрому от слёз лицу. Драгоценная виола лежала, поцарапанная, сразу за порогом дома Мириан.
В безмолвной деревне не осталось никого, кроме неё и мёртвых тел.
ГЛАВА II. ТАСЕНДА
Тасенда потратила примерно полчаса, вламываясь в дома в тщетных поисках выживших. Не спаслись даже семьи, укрывшиеся в церкви. Осматривая тело за телом, всякий раз она натыкалась на потухшие взоры и остывшую в жилах кровь.
Десять дней назад её родителей постигла та же участь. Они с Виллией направлялись к Топи, чтобы сделать подношение. Хозяин Имения напал на них по пути безо всякой причины. Он одолел Виллию, которая, несмотря на свой необычайный дар, оказалась бессильной перед его ужасным колдовством.
Виллия сбежала и бросилась в приорат за помощью. Когда она вернулась с солдатами церкви, их ожидали два трупа — родители, уже успевшие окоченеть. Той же ночью впервые появились шептуны — странные исковерканные призраки, которые убивали всякого, кто отходил слишком далеко от деревни. Очевидцы клялись, что духи подчинялись приказам Хозяина Имения. Но тогда Тасенда ещё надеялась на лучшее. Надеялась, что Топь защитит их. Пока Хозяин не вернулся за Виллией и не довершил начатое. А теперь…
А теперь...
Обхватив голову руками, Тасенда тяжело опустилась на землю на пороге дома Вимеров, озарённая светом равнодушной луны. Священники и Виллия хотели устроить родителям церковную панихиду, но она настояла на том, чтобы их тела вернулись в Топь. Священники могли сколько угодно твердить об ангелах, но большинство жителей Подступов знали, что в конечном счёте все они принадлежат Топи. Кто же теперь предаст Топи все эти тела? Целую деревню мертвецов?
Внезапно ей почудилось, будто мертвецы со всех сторон следят за ней. Ноющей от боли рукой Тасенда потянулась к кулону сестры, который носила на запястье. На простом кожаном шнурке висела маленькая иконка Безымянного Ангела. Этот кулон и виола были единственными важными вещами, оставшимися в её жизни. Поэтому ей больше незачем было задерживаться здесь, под пристальным взором мёртвых глаз. Охваченная внезапным безразличием, Тасенда взяла виолу и просто пошла прочь. Покинув деревню, она миновала поле сыпучих ив, где обнаружили тело Виллии. В тот день... какая-то часть её души словно остыла, отмерла. Возможно, именно поэтому сейчас, когда всё уже свершилось, она чувствовала себя слишком уставшей, чтобы лить слёзы.
