Костяной - Провоторов Алексей

– Так ты уже спер всех в округе, – по возможности беззлобно ответил я. Гаденыш, ростом мне едва до пояса, а стоит по-хозяйски и в пещеры, конечно, пускать не собирается – тяжелые каменные створки за его спиной сдвинуты, так что и волос не войдет.

– Ну я видал сапожника, который ходил босиком, но чтоб брат-конокрад пешком шастал да еще пешком же и наниматься приходил?

– Ты-то что ли на золотом коне раскатываешь, Бори? – спросил я.

Хорнбори держал мастерскую и сам отлично управлялся иглой и шилом, делая сбрую для ворованных коней, которых здесь под его началом перековывали, ставили под новые седла, стригли, перекрашивали, если надо, переучивали, меняя до неузнаваемости, прежде чем продать новым хозяевам.

Дорогих, хороших, редких коней. И конокрады, и мастера у Хорнбори были что надо, да и с любой животиной редко кто ладил лучше, чем гномы.

Разве что я.

– Мне конь ни к чему, – буркнул гном. – Трубку будешь?

– Нет, забочусь о цвете лица.

Гном хохотнул.

– Как дела вообще? – спросил он.

– То дыряво, то коряво. Ты и сам слышал, если лишнего не наплели. А у вас?

– Заказы есть, – уклончиво ответил гном. – Так говори, чего пожаловал? А я послушаю. А то про тебя и правда разное болтают.

– Вот правду говорят – мал цверг, а смотрит сверх, – сказал я.

– Еще раз назовешь меня цвергом, – ответил он, – и я вычту это из твоей награды, по золотому за каждый отвратительный, паскудный звук.

Он искривил лицо как-то так, что я даже названия не смог придумать для этой гримасы.

Нелюдь, одно слово.

Я поскреб в затылке через ткань капюшона.

– Лады, Бори, я думал это просто пословица.

– Я давно замечал, что вам, людям, доставляет какое-то извращенное удовольствие сокращать имена. Ладно, Альбин, ближе к делу.

– Говорят, тебе заказали Фемура?

Хорнбори разгладил лицо, потер круглый нос.

– Есть такое, как ни странно. Но от этого дела все отказались, сам знаешь. Если знаешь про заказ, то и про отказ.

– Я только не понял, почему твои-то парни не взялись.

– Ведьмин же конь, я своих под дурное колдовство подставлять не хочу. Нас оно быстро ломает. Вон, – Хорнбори сплюнул в сторону, – Кровожадный, что в Козьей чаще, говорят, тоже когда-то гномом был, а колдовство его погубило.

– А я думал, он просто какая-то тварь с болот.

– Вроде он служил Бетони, когда она была молода и красива; он и шестеро братьев. Потом сам решил колдовать, а стал чудищем.

– Ладно, не о нем речь. Я могу достать тебе Фемура, Бори. Кроме шуток.

– Да ну, Альбин. Если ты от безысходности…

– Бори, ты хорошо знаешь, за что меня нанимают.

– Знаю. Тебя, говорят, вообще любой конь слушается? – спросил Хорнбори.

– Не любой, – ответил я. – Но Фемура приведу.

– Вот скажи мне, Альбин… Видок у тебя так себе, краше кольями забивали. Говорят, что ты подменыш, и что колдун и потому сестру свою ведьме продал, что в Гемоде ты своих сдал и тем выкрутился. С чего мне тебе верить?

– С того, что я не требую предоплаты.

– Резонно. Но гораздо более известные ребята отказывались.

– Значит, у гораздо более известных ребят не было способа, Хорнбори.

– Ладно, свои способы оставь себе. – Хорнбори помолчал, потом поворчал. – Но как ты снюхался с паскудой Наином?

– Наин сам нашел нас с Мерной. Как вы с ним поцапались из-за вашей девицы, – да не смотри на меня так, все знают, что у вас в пещере гномка живет, – он решил, что и сам может делом заняться.

Хорнбори презрительно фыркнул.

– А мы как раз пытались стянуть кобылу у Дага, хозяина Гемоды, – продолжал я. – Ты знаешь, говорят, он поймал ее в реке, и она умеет нырять и плавать не хуже выдры. Интересный экземпляр. Ну Мерна Дага окрутила, он уже считай разрешил ей взять кобылу покататься, но тут нас кто-то сдал. Всех загнали к болоту и повязали как кроликов.

– Жуть, Альбин, жуть.

– Мерну отдали ведьме, ну а Наин… сам знаешь, как оно в Гемоде. Мне смрад болота снится до сих пор. Как будто я не сплю, будто я еще там, только закрыл глаза.

– Так ты-то как остался цел?

– Понятно как. Это ж мою сестру отдали Бетони, а родичей жертвы они, как оказалось, не казнят, поверье у них такое. Как бы чего не вышло. Так что я просто получил по бледной морде.

– Да уж, рожа у тебя того. А вот сестра твоя красавица. – Хорнбори смолк, видимо, сообразив, что сыплет соль мне на рану.

– Ты думаешь, я знаю, как оно так получилось? – Я взглянул на свою белую руку с бесцветными ногтями. – Говорят, мать просила второго ребенка, чтоб было кому защищать сестру. Пусть младшего, но брата. Не знаю, у кого просила, но вот он я. Видно, сделан из чего пришлось, краски и не хватило. – Я невесело усмехнулся.

Хорнбори еще помолчал. Потом спросил:

– Так ты хочешь украсть Фемура из мести?

– Да. И хочу попасть туда на разведку.

– А ты молодец, Альбин. Иные бросили бы это дело.

– Не могу, Бори. У меня никого нет, кроме нее.

– А что Мадок, тот парень в железе, что за ней ухлестывал? Говорят, он пытался ее искать в лесах за рекой, надеялся найти хрустальный гроб.

– Если б это было так легко, Бори. Видно, бросил он это дело, я про него ничего не слышал с весны. И славно.

– Недолюбливаешь ты его.

– Терпеть не могу. Железный баран. Ладно, ну его. Так что там с Фемуром? Говорят, он из любой беды может вынести, потому Бетони и не словили ни разу. Из-за этого его и заказали, ага?

– Ага.

– Может, мне его себе забрать?..

– Ну-ну. И долго же ты на нем проездишь?

– Так из любой же, Бори? Кто меня-то поймает?

Пришла его очередь скрести в затылке.

– Ладно, – усмехнулся я. – Он твой. Перековывай, крась, стриги, закапывай сок в глаза, что вы еще там делаете с бедными животинами. И пусть твоя красавица раскрасит его хоть в клеточку, – добавил я как бы невзначай. Я знал, как сильно гномы берегли своих немногочисленных дев.

– Про красавицу Наин наплел? Она точно не про твою честь. Ты же знаешь, что наши девицы… кхм… бородаты.

Я улыбнулся и промолчал.

Про гномок, или гномид, и правда говорили разное: молва наделяла их бородами и бакенбардами; находились шутники, заявлявшие, что у гномов и женщин-то нет и им все едино, но то были слухи шумные и веселые. Другие же, редкие, сказанные шепотом, утверждали, что гномиды сказочно красивы.

И Наин проговорился как-то о том же.

Я задумался об этом. Какая она, добровольная затворница? Обычная толстушка-простушка, жуткая деваха с бородой или миниатюрная красуля с талией в две пяди обхватом?

Меня снедало любопытство. Не праздное.

…Мы поговорили еще об условиях и цене, а потом попрощались, как только гном выделил мне коня. Солнце едва выкатилось на середину неба.

– Думаю, к рассвету управлюсь, – сказал я напоследок. – А нет – подожди еще день.

– Ты уж постарайся, Альбин.

– Будь уверен.

Я попрощался и тронул коня. И не оборачивался, пока не выехал из урочища, да и потом тоже.

…Солнце садилось или уже село, когда мы миновали остов огромного сломанного дерева. Гигантский, пятиобхватный пень высился у дороги; мы проехали у его корней, под единственной оставшейся ветвью, которая протянулась над нами, как рука.

Кто-то сидел на этой ветви, недвижимый, худой и черный, но я увидел это слишком поздно, потому что на беду погрузился в мысли слишком глубоко.

Он пошевелился только тогда, когда конь шагнул под ветвь. Я заметил движение, но длинные, черные пальцы его ног уже сжались вокруг моего горла, и у меня потемнело в глазах.

Конь продолжил шаг, седло начало выскальзывать из-под меня, и я оказался, как повешенный в петле, в лапе этой твари. К своему ужасу, я успел разглядеть достаточно и понял, кто схватил меня на закате.

Кровожадный, не имеющей имени.

Я как мог уцепился мысками сапог за стремена. Меч никак не выдергивался, тело переставало слушаться предательски быстро.