Инвестиго, из медика в маги (СИ) - Рэд Илья

— Ты что, пьяный?

Меня резко вернуло в привычное состояние. Сердце колотилось. По виску пробежала капелька пота. Видимо я отрубился на пару секунд и, почти упав, задел диабетическую тётку. Та оттолкнула меня.

Поток воздуха ударил в лицо. Что это было? Скачок давления? И время будто замедлилось. Перекинув сумку за плечо, я шёл домой по привычной дороге. Какой-то симпатичный миниатюрный пёсель остановился возле меня, высунул язык. Хвостик как метроном отсчитывал туда-сюда. Глазки тёмные-тёмные. Как что? Как… что-то с ним не так.

Внешне всё нормально. Собака как собака. Я в них не разбираюсь, может, все они так смотрят? Стоп. Я же уже прошёл мимо неё? Мои ноги шагают — это я точно знаю; собака стоит на месте, так почему я постоянно на неё смотрю? Меня возвращает назад? Или это просто головокружение? Надо расстегнуть воротник, приток воздуха, быстрее.

Положив указательный и средний палец на пульс, я вдруг мысленно замер. Наступила стерильная тишина в голове. Пёс продолжал дышать, высунув язык. Я слышал где-то, что это нужно для теплообмена. У меня не было пульса. Глаза расширились. Я продолжал идти. Огибал столб и возвращался обратно. Пульса нет. Я мёртв?

Послышался детский плач, наверное, где-то ребёнок споткнулся. Упал и поцарапал ножку. Как когда-то все падали в детстве.

Я повернул голову, чтобы оценить рану и тут собака громко загавкала.

— Отойди от собаки, ты что, обдолбался там?

— Ч…то? — пересохшим голосом ответил я.

— Стоишь, пялишься минут пять. Приход словил? Я сейчас позвоню куда надо!

На меня выплыл какой-то боевой дед с чесночным амбре. Что-то продолжал голосить прямо у лица. Беззубый рот шамкал с возмущением и капелька его слюны залетела мне на висок. Я медленно вытер её пальцем и мир звуков опять захлестнул.

— Простите, мне надо идти, отличный пёс.

Ватными ногами я перелистывал плитку всё быстрее и быстрее. Перешёл на бег. Остановился. Пульс есть. Может это расстройство психики? Но предпосылок не было — гигиена труда всегда была идеальна, а социальный интеллект не настолько низок, чтобы загоняться негативной саморефлексией.

Зазвонил телефон. Экран высветил синим — «Мама». Как не вовремя. Я потянул телефон к уху, чтобы принять вызов и поднял глаза на горизонт. Девятиэтажных зданий больше не было. Ближайшая железная урна позвякивала пустой стеклянной бутылкой.

— Сынок…

Лопнула лампочка на фонаре. Осколки полетели мне под ноги. Я повернулся к витрине какого-то бутика, что впаян в дом, и не увидел своего отражения. Стекло лопнуло. Прикрывшись рукой, я перевёл взгляд обратно. Резкий толчок. Темнота. Схлопнулась. Пустое ничто. Это конец?

Идеальное состояние. Полный покой и безопасность. Растворяясь в нём, я пока не родил ни одной мысли. Не хотелось вообще как-то напрягаться и что-то делать. Это похоже на воспоминания из детства, где я бегал с мячом, запах скошенной травы, багряный разлив заходящего солнца и дома бабушка с мамой напекли пирогов с грушевым вареньем. Стакан свежего молока… Я не помню этот вкус — ни пирогов, ни молока. Вообще странно. А ещё я забыл запах сена. Всё так плавно вокруг, сопротивления нет. Я расслабился, но ненадолго.

Если сейчас крутятся образы, значит я мыслю. Если мыслю, то жив. А если жив, то где я? Я помню взрыв витрины, осыпающиеся стёкла со столба, звонок матери. Та странная чернота. Что это было? Моё расстройство психики? Тогда как объяснить физические воздействия? Я чувствовал эти осколки. Тактильные, звуковые, проприоцептивные галлюцинации [3] — многовато что-то для ещё недавно здорового студента.

Ладно, разберёмся с этим потом. Пока вопросов больше, чем ответов. Итак, что мы имеем на данный момент? Я не получаю никакой зрительной информации, слуховой тоже — хотя что-то такое приглушённое достигает до сюда — шум воды, стук. Вкус тоже сохранился, но он какой-то странный. Местами солёный, где-то сладкий, больше кислый и горький. Голову как будто раздирает от какофонии вкусов на рецепторах.

Что касается давления извне — оно тоже присутствует. Тактильно ощущаются вибрации. Может быть, меня госпитализировали и сейчас я на аппарате жизнеобеспечения? Зрение и слух пострадали, но в остальном я скорее жив, чем…

Что-то сильно дёрнулось. Мне стало хуже? Везут на операцию. Да, скорее всего. Какой-то громкий звук снаружи. Не разобрать и язык какой-то странный. Опять толчок. Меня поджимает в ногах. Давление нарастает. Видеть бы, что происходит. Чёрт. Да что происходит? Меня куда-то тянет. Вниз головой. Резкий удар. Уронили? Да, меня уронили. Громкий протяжный крик, женский. Это мама? Нет, не очень похоже. Пространство вокруг начало сужаться. Что за херня? Я не хочу! Стоп. Это ветер? Я чувствую ветер кожей головы, самой макушкой. Я что лысый?! И на голове какая-то слизь.

Меня плавно тянуло вниз под аккомпанемент глухих женских криков. И тут я услышал их очень звонко. Почувствовал воздух на своём лице. Толчки продолжались, и чувствительность всего тела возвращалась понемногу. Будто я был в тюбике и меня выжали. Когда я вышел полностью, раздался кашель и первый вдох. Пахло тухлятиной. Тухлой рыбой.

Когда моя нервная система заработала в полную силу, я понял. Это не моё тело. В мозг поступает проекция о гораздо меньших размерах. Сейчас я не больше какой-то мелкой собачки. А всё, что было до этого — роды. Шум воды — это кровь биологической матери, стук — её сердце. Вкусовые раздражения — околоплодные воды. Невозможность дыхания заменялась плацентой, а сейчас мои лёгкие точно качали воздух. Мышцы слабы, не могу даже шеей двигать, а глаза увидели свет, всё мутно. Какой отвратительный запах, боже. Я так беспомощен.

А ещё голоса, много голосов, и мы на улице. Странно, кто в наше время сейчас рожает на улице? Это же антисанитария. Это звук фыркающей лошади? Что-то посыпалось, упало, звон металла, смех. Похоже на рынок. Я лежал на спине. Еле виднелась синева — это небо — и что-то наполовину загораживающее зрение. Перекладина. Скорее всего, доска или что-то такое. Если это рынок, то логично, что я под прилавком. Рыбным, мать его, прилавком. На земле. Весь в каком-то липком говне.

Женщину больше было не слышно. Живот оттягивала пуповина. Никто вокруг не хлопотал, как это бывает при родах. А значит, всем наплевать. Муха села на лоб. Даже смахнуть не могу. Чёрт. Почему никто не подходит? Она же так кричала. Я что в какой-то нецивилизованной стране?

Точно. Я же не сказал, точнее не прокричал, ни звука. Даже если они бессердечные варвары, они не знают, что я живой и думают, что бедняжка отмучилась. Я не смогу долго прожить на холоде и на полу. Даже если пуповина сама отсохнет через неделю, я умру от воспаления лёгких. Та женщина, что меня родила, мертва и уже не может помочь. По-человечески её жаль, но если мыслить категориями психики старого тела — я недостаточно к ней привязался, не прикипел. Большого сожаления не было. Настоящая мать не здесь. Нужно привлечь внимание плачем. Если я так родился, считай заново, то как же моя семья? Мать, отец? Что со старым телом? Она получит какой-то звонок из морга или как это всё будет происходить?

Я помню черноту, пожравшую девятиэтажки, и массовые разрушения. Взрыв? Но была бы ударная волна и цветовая гамма другая. То явление шло из-за горизонта. Оно было очень быстрым, буквально секунды. Где-то за десять минут до мне стало плохо. Всё ли хорошо дома?

Надо выжить. Сейчас не об этом стоит думать. Я родился в каком-то дрянном месте, на самом социальном дне, на рынке, под рыбным прилавком, весь в кишках и в пыли.

Раздался громкий детский плач.

Глава 2

Сейчас я нахожусь в укрытии. Я получил свою порцию грудного молока, а с ней и иммунитет. Это была уже другая женщина. Скорее всего, специальная кормилица. Я не помню, касался ли я кожи биологической матери или нет, но большую часть микрофлоры я получил не от неё.