Виталий Каплан - Круги в пустоте
— Митя, — сказал Хайяар, — я хочу знать, как именно умер мой ученик, Харт. Уже поздно и бесполезно кому-то мстить… тем более, ты ведь слышал наш сегодняшний разговор… да не смущайся, я ведь видел сквозь стенку… впрочем, достаточно было слышать твое дыхание… в общем-то, никакой тайны здесь нет, да и болтать ты не станешь, попросту незачем. Ладно, не о том речь… Расскажи, что тебе известно о казни Харта? Ты был с ним в замке, ты мог еще застать его, вернувшись с единянскими войсками…
В горле у Митьки вырос плотный ком, и стало вдруг очень зябко. Он передернул плечами. Как рассказать о последних минутах кассара… о том, как вершился скорый суд? И кто его вершил? И что с ним сделает этот безжалостный маг? Как-то слабо верилось в его «мстить поздно и бесполезно». Убьет? Наложит какое-нибудь страшное заклятье? Или всего лишь выдерет как сидорову козу… как драл его кассар?
Но и молчать было невозможно. Холодное и скользкое шевелилось где-то внутри — то ли в животе, то ли в душе… в какой-нибудь из трех… Шевелилось и разрасталось… и был лишь один выход… все равно как прыгнуть в темную воду с высокого причала.
Сперва он говорил глухо, комкал слова, потом речь полилась свободно, будто из горла вынули затычку. Всхлипывая, шмыгая носом и избегая смотреть Хайяару в глаза, он тем не менее выложил все.
Старик не перебивал. И лишь после долгого молчания хмыкнул:
— Что ж… по крайней мере ты не стал лгать…
Митька помолчал в ответ. Затем отрывисто произнес:
— Зато вы тоже… Вы убили моих друзей, Илюху и Саньку… Ну, почти убили… Виктор Михайлович сказал, что они до сих пор без сознания, и врачи не знают, как быть… и сколько им вообще осталось… Думаете, я не понимаю, что у них за болезнь случилась? Вы из них тогда высосали эту, как ее… жизненную силу.
— Да, — согласился маг. — Я воспользовался ими, потому что их жизни для меня ничто… вернее, на тот момент были ничем. Ради спасения Тхарана… да… Но скажи, при чем здесь ты и Харт? Уж мой Харт, как я понимаю, вовсе не был для тебя никем… Скажи, зачем ты вообще ищешь оправдания? Думаешь, одна кровь смывает другую?
Митька уставился на вымощенную гравием дорожку. Сейчас, в луче фонаря, она поблескивала тысячами мелких желтых лужиц — словно накидали золотых монет, бери не хочу.
— И что же вы теперь со мной сделаете? — отважился он наконец спросить о главном.
— Что сделаю? — глухо переспросил Хайяар. — Я расскажу тебе одну историю.
Влажный ветер хлестнул прямо по глазам, и Митька отвернулся.
— Жил-был мальчик, — голос мага слышался словно бы издалека. — Он родился в благородной семье, отец его, владетель небольшого, но старинного города Гира и окрестных земель, был богат, его уважали, даже сам государь Ллеу-ла-мош-Айл-Гьороно, отец нынешнего, знал и отличал Дмау-ла-Гира. Мальчик же рос, как и подобает юному кассару. У него были игрушки, собаки, рабы… с пяти лет его начали учить верховой езде и обращению с оружием. Отец, надо сказать, баловал его и применял розгу реже, чем следовало. Но мальчик все равно рос достойным отпрыском своего семейства.
Все кончилось, когда мальчику исполнилось десять лет. В тот год, год Великой Ящерицы, случилась большая засуха, урожай пропал, и начался голод. Государевы жрецы спросили Высоких Господ, кто же виновник беды? Они, совершив положенный ритуал, гадали и на летящих птицах, и на внутренностях овец, и на застывающем воске. Каждый раз ответ был один — всему причиной зломерзкое учение единян, отвергающих наших древних богов и вещающих о каком-то новом, никому неизвестном Боге, который — вот уж поистине глупость! — сотворил миры из ничего, сотворил и Высоких Господ, которые, дескать, возгордились и отпали от Него. Не время сейчас пересказывать все их бредни, главное же в том, что старый государь воздвиг строгие гонения на единян. Их полагалось выслеживать и хватать, и этим должны были заниматься равно как государевы чиновники, так и владетели земель. В том числе обязанность эту должен был исполнять и Дмау-ла-Гир. И люди кассара действительно захватили небольшую единянскую общину, несколько семей и старца-Посвященного.
И вот тут кассар допустил страшную ошибку — вместо того, чтобы немедля казнить отступников либо препроводить их в городскую Палату Наказаний, он начал выспрашивать у них, в чем же состоит их вера? Может быть, ему показалось занятным их безумие, может быть, в тот момент он просто скучал… однако вступил с единянами в споры и собеседования. И в итоге сам подхватил заразу зловерия. Он скрыл единян в своем доме, кормил их и даже готовил им побег на север, где в лесах несложно укрыться от государевых воинов. Неизвестно, успел ли сам он принять «водное просвещение», но это и неважно. Предательство Дмау-ла-Гира вскрылось, один из его рабов, то ли из благочестивых соображений, то ли надеясь на награду, донес в Тайную Палату. Дело дошло до самого государя, и тот, разгневавшись, повелел примерно наказать предателя. Поручил он это не кому иному, как дакассару Диу-ла-мау-Тмеру, чьи земли соседствовали с землями Гиров. Князь Диу за это получал в собственность все имущество отступника-соседа, включая его семью.
И вот войска князя пришли к городу Гир и легко взяли его. Обороняться было бесполезно, хотя Дмау-ла-Гир и дрался до последнего. Но что он мог сделать против князя, когда у того войска было в пять раз больше, а к тому же князь, как хорошо тебе известно, великий маг? Стены города пали не от осадных орудий, а от заклинаний, коими князь разбудил духов земли. И вот наступил час расплаты. Дмау-ла-Гира сожгли на городской площади под огромным бронзовым колоколом, это медленная и страшная казнь. А всех жителей города и всю его семью кассара Дмау обратили в рабство. Жену и старуху-мать продали куда-то на запад, а сына, маленького Харта, князь взял себе.
Ты сам общался с князем, кое-что видел своими глазами, кое-что слышал о нем от своего друга Синто. Но это лишь малая доля… а мальчику пришлось испытать на себе все. Представь себе гордого юного кассара, внезапно оказавшегося рабом, и рабом того, кто убил его отца, погубил мать, разрушил всю его дотоле счастливую жизнь. Конечно, Харт поначалу ерепенился, он готов был скорее умереть, чем подчиниться князю. Но князь не дал ему умереть… В первый же день он учинил над мальчишкой насилие… и это длилось три года… Три года он удовлетворял свою похоть, попутно терзая и тело, и душу ребенка. Обычный мальчик-раб, попавший к жестокому хозяину, думает, что хуже не бывает, хотя в большинстве случаев все его неприятности сводятся всего лишь к порке и голоду. Но Харт не был обычным мальчишкой, а князь не был обычным хозяином. Харт потом рассказывал мне, что радовался, когда князь обходился прутом или плетью. Потому как обычно этим начиналось, но заканчивалось гораздо хуже. У князя множество пыточных приспособлений, и он все их испробовал на теле Харта… И не забывай, что князь великий маг. Он мучил ребенка, доводя его почти до смерти — и тут же исцелял снадобьями и заклинаниями. Вспомни, как ты сам только что рассказывал про свою обожженную ногу. Сам обжег, сам и вылечил…
