Саймон Браун - Наследство. Огонь и меч
Ждавшие у ворот солдаты вытягивали шеи, стараясь хоть мельком увидеть это зрелище. В конце концов, рыцари Кендры свыше пятнадцати лет не отправлялись на войну, и коль скоро Хаксусу зададут трепку, у них может не возникнуть причины выступить вновь. Первый отряд состоял из самых молодых аристократов, на пиках у них развевались знамена их домов, первым из коих был дом Розетемов, черная пустельга на золотом поле. Вслед за ними ехал Сендарус в броне, сияющей не менее ярко, чем солнце, и с золотым Ключом Меча на груди — при виде этого амулета пехота закричала «ура!». А за ним ехали сами рыцари: три полка, все при полном параде, на грызущих удила жеребцах. Отец Поул благословил каждый полк, когда тот проезжал мимо помоста, а затем они выехали за ворота и направились в холмы. Тучи пыли медленно оседали на дорогу.
Когда исчез последний из рыцарей, пехота развернулась, отсалютовала городу, в свою очередь получила благословение и последовала через ворота за кавалерией. Топот ног отзывался эхом всю дорогу до порта. К вечеру вдали исчез последний из солдат, и на Кендру пала усталая тишина.
Отец Поул оставался на помосте еще долго после того, как ушли все остальные. Он только что выполнил свою официальную обязанность в качестве преемника Нортема. Возможно, не в качестве примаса, но тем не менее признанного наследника. Если он и раньше имел немалую силу в стране, это было ничто в сравнении с тем, чего он мог достичь теперь.
«А в действительности цена была столь невелика», — подумал он. А потом вспомнил, что он все еще не нашел имени бога. Он провел полдня в покоях Нортема, ища хоть какой-то намек, какую-то тайную запись, но все без толку. Но у него была для поисков вся оставшаяся жизнь, и он был уверен, что найдет его.
Олио не смотрел, как уходит армия. Он испытывал смесь вины, стыда и облегчения оттого, что армию возглавляет Сендарус, а не он, и хотя принц знал, что так будет лучше всего, но невольно испытывал переполнявшее его ощущение неудачи. Второй своей неудачи, если принять в расчет то, как он справлялся с исцелениями в приюте.
Он был уверен, что являлся обузой для своей сестры. Она ведь так усердно старалась стать для своего народа самой лучшей королевой, и вот он — ее заикающийся, неряшливый брат, не умеющий ничего сделать как надо.
Со стыдом он покачал головой. Негоже так вести себя принцу королевства. Он пойдет к Ариве и попросит ее поручить ему какое-нибудь другое дело. Должно же быть что-то, что он мог сделать для королевства, что-нибудь, позволяющее ему доказать свою ценность.
Поглощенный мыслями, он бродил по коридорам дворца и в конечном итоге оказался в западном крыле. Вокруг него сновали священники, кивая, но ничего не говоря. Он прошел мимо Королевской часовни, поколебался, но решил не заходить. Затем вошел в библиотеку, постоял, глядя на книжные полки, высившиеся вокруг него, словно стены. Принц поборол легкий укол клаустрофобии. Одна книга лежала на пюпитре открытой, и он подошел к ней. Половину одной страницы занимала запись, сделанная старательной и изящной рукой, но остаток страницы и противоположная ей оставались чистыми.
— Молю о руководстве, — прочел он вслух, — и за души всего моего народа; молю о мире и о будущем для всех детей моих; молю об ответах и о новых вопросах. Я один, в одиночестве и все же не одинокий. Я один; человек, который знает слишком много тайн. И молю о спасении.
Олио провел пальцем по последнему слову. «Спасении для кого?» — гадал он.
— Это была последняя сделанная им запись, — произнес голос у него за спиной. Он обернулся и увидел Эдейтора Фэнхоу. Прелат выглядел таким же удрученным, как и Олио.
— Чьи последние слова? — спросил он и понял ответ, еще не закончив вопрос. — Нортема?
Эдейтор кивнул.
— Книга будет оставаться открытой, пока отца Поула не сделают новым примасом, а потом он продолжит ее. Каждый день примас записывает отрывок, или молитву, или, может, всего лишь какое-то наблюдение. Она называется Книга Дней.
Он показал на полку рядом с пюпитром. Все тома на ней были в кожаных переплетах, без названий или описаний на корешках.
— Они восходят к первому примасу. Их может прочесть любой. Они призваны давать руководство, утешение и мудрость.
— Эти слова грустные, — Олио кивнул на запись.
— Мне кажется, он был грустным человеком, — отозвался Эдейтор. — И наверняка не знал, как сильно его любили и уважали.
— «В одиночестве, но не одинокий». Нет, он знал.
Эдейтор посмотрел на принца изучающим взглядом. Олио не отвел глаз.
— Думаю, вы готовы, — сказал наконец Эдейтор.
— Я тоже так думаю. Кошмары мне снятся теперь не так часто. У меня… — Олио не мог подыскать слов для объяснения того, откуда он знал, что готов снова воспользоваться Ключом Исцеления.
— Вы повзрослели, — сказал ему Эдейтор. — Священник из приюта говорит, что у них есть больная девочка. Чем больна, они не знают, но она умирает.
— Скажите, друг мой, вы сообщили бы мне об этом, будь примас Нортем все еще жив?
— Думаю, он не стал бы нас останавливать. Только не сейчас.
— Вы расскажете отцу Поулу о нашей договоренности с приютом?
— Когда он станет примасом, то должен будет узнать.
— Тогда мы пойдем к нему вместе.
— Да.
— Больная девочка, да?
— Да.
— Я немедленно иду в приют.
— Вы хороший человек, принц Олио Розетем.
— И я не в одиночестве, и не одинокий, — улыбнулся Олио, и неожиданная правда сказанного доставила ему больше радости, чем он ожидал почувствовать в этот день.
Оркид нашел Ариву одну в тронном зале. Она бродила среди колонн, отделяющих покрытый красным ковром неф от проходов. В тот миг она показалась ему заблудившейся в лесу маленькой девочкой. Лицо ее было удрученным, а щеки мокрыми от слез. Ее стражи стояли навытяжку у входа и выхода, ведущего в ее личные покои, глядя прямо перед собой, игнорируя боль королевы, поскольку никак не могли смягчить ее.
«Она проливает слезы по Сендарусу. Желал бы я, чтобы их проливали по мне».
— Ваше величество?
Арива подняла взгляд, но глаза ее оставались невидящими.
— Ну почему Берейма должен был умереть?
У Оркида екнуло сердце. Он знал, что королева считала убийцей Линана, но на какой-то миг ему показалось, будто она проникла взглядом в самую глубь его сердца.
— Ни по одной причине, какую мы когда-либо сможем понять, — медленно произнес он.
— Будь он по-прежнему королем, нашу армию повела бы на север я. Мать дала мне Ключ Меча. Именно там мне и следовало быть сейчас, со своими полками, а не здесь, в этом пустом дворце.
