Владимир Романовский - Год Мамонта
— Он… он на меня напал, — сказал охранник. — Я ничего ему не сделал, а он напал.
— Где?
— В замке. В коридоре.
— А потом?
— Дал мне по морде.
— А потом?
— А потом я упал. И до утра не очухался. Легко ли!
— А до этого?
— А до этого я был… прятался.
— Где?
— За уступом.
— От кого?
— Известно от кого. От Фокса.
— Фокс ведь был твой начальник.
— Да.
— Зачем же ты от него прятался?
— Ну, как же не прятаться. Он меня убить хотел.
— Зачем? Уж не натворил ли ты чего сгоряча, от бестрепетности своей?
— Ему Фалкон велел. Фалкон меня послал за Фоксом. Я сходил, Фокс идет, я за ним, на расстоянии. А Фалкон был как бы даже не в себе. Я зашел за уступ, а Фалкон за стену держится, и говорит Фоксу — чтоб никого живого в замке не осталось, сперва охрану, а потом этих двух.
Ого, подумала Шила. Так, стало быть, Фалкон был еще жив, и Фалкон нашел силы выйти из апартаментов. «Этих двух». Может, он и сейчас жив?
— А потом?
— Когда?
— Когда ты вновь пришел в сознание и белый свет увидел.
— То утром было. Я утром весь замок обшарил. Там были убитые, но не все.
— Кто именно, если это, конечно, не государственная тайна, впрочем, даже если тайна, все равно говори.
— Фалкон был, Хок был. Трупы. И Фокс, только Фокс не в замке лежал, а снаружи, на камнях.
— А он?
— Кто?
— Который тебе в морду дал.
— Его там не было. Совсем. Только меч лежал, на полу.
Шила погладила его задумчиво по сальным волосам.
— Сказать, что ли? — спросила она.
— Что сказать? — спросил он.
— Не что, а кому. Правителю Зигварду о твоих подвигах.
— Не надо.
— А раз не надо, тогда уезжай отсюда, герой непуганый, и больше в Астафии не появляйся. Никогда. Понял ли ты, что сказала я тебе?
— Понял.
— Смотри же. Ты думаешь, я просто так сюда пришла? Меня Зигвард послал. За тобой следят.
— За мной?
— Ну да. У нас вообще-то за всеми следят, но за тобой теперь следят специально и особенно.
Шила убрала кинжал в сапог и слезла с перепуганного охранника.
— Обещаешь, что не будет тебя к утру в городе, воин бледный?
— Обещаю, — сказал он, садясь на кровати и прижимая рукав к порезу на шее.
Выйдя на улицу, Шила постояла некоторое время у стены, соображая. Сопоставив то, что она слышала и видела в стане (многое) с тем, что ей рассказал охранник, она вскоре пришла к некоторым выводам, а именно:
Первое. Вовсе не Зигвард их спасал. Зигварду их, ее и Фрику, привезли прямо в стан. Это и раньше было ей известно, но теперь подтвердилось.
Второе. В операции по спасению участвовал Брант. Очень возможно, что именно он был инициатором операции.
Третье. С Брантом что-то случилось. На Фрику он сердит, конечно, поэтому его нет в городе, но меч его остался в замке. Может, он убит, а труп увезли? Вряд ли. Труп Фалкона оставили, а Бранта увезли — сомнительно.
Четвертое. Нужно поговорить с Зигвардом. Очень не хочется, но надо.
Место было не из приятных, но зарядил дождь, и все грабители попрятались, и все остальные жители тоже. Было два часа пополуночи, когда Шила, промокнув до нитки, взошла по ступеням дворца и залепила пощечину зазевавшемуся стражу, вставшему ненароком у нее на пути.
Страж, бодрствующий у апартаментов Зигварда, поклонился, но, поняв, что Шила намерена войти, сделал движение — не то, чтобы остановить, преградить ей путь, или просто слегка помешать, но дать понять, что такое ее поведение не соответствует этикету, и тоже получил по морде.
Зигварда не было в гостиной. Его также не было в столовой и в кабинете, куда Шила даже не стала заходить. Она направилась в спальню.
— Добрый вечер, — сказала она, входя.
Зигвард устремил на нее взгляд, а любовница его, которую Шила не успела и не старалась разглядеть, нырнула под одеяло, делая вид, что ее здесь вовсе нет, и долго ворочалась, пытаясь принять незаметную позу.
— Тебе идет, — сказал Зигвард, оглядывая Шилу с отеческой нежностью и отеческим же легким раздражением. — Мокрый вид. Как разозлившаяся фея из славского леса.
Шила присела на кровать, рассчитывая придавить прячущейся любовнице какую-нибудь конечность, а еще лучше шею.
— Я только хочу кое-что спросить, — сказала она, запуская руку под одеяло. Под руку попались крупные кудри любовницы, и Шила запустила в них пальцы, а потом сжала и стала возить голову любовницы туда-сюда, а любовница стала тихо мычать от боли.
— Перестань, — сказал Зигвард.
— Можете вы мне откровенно ответить…
— Мы все еще на вы?
— … на один волнующий меня вопрос?
— Да, конечно.
— Ммм, — сказали из-под одеяла.
— Имя Брант вам ничего не говорит?
Зигвард удивленно поднял брови.
— Говорит, — сказал он.
— Кто он?
— Зодчий.
— Где он сейчас?
— В Теплой Лагуне. Ты его знаешь? Перестань, тебе говорят!
— Ммм! — из-под одеяла.
— Он там поселился, или проездом?
— Поселился. Но, возможно, вскоре… перестань!.. вскоре приедет ко мне, помогать строить столицу. Я его пригласил.
— Лично?
— Письмом.
— Он точно в Теплой Лагуне?
— Совершенно точно. Ты его знаешь?
— Немного. Когда вы в последний раз виделись?
— С Брантом?
— Да.
— Стыдно сказать, — сказал Зигвард.
— И не надо.
Решив, что она узнала все, что ей следовало знать, Шила хлопнула ладонью по массивному крупу зигвардовой любовницы и вышла.
Придя к себе, она быстро переоделась и через знакомую читателю дверь перешла в апартаменты Фрики.
По обыкновению, Фрика сидела в кресле у окна, а жирная служанка спала в княжьей постели, распустив губищи.
— Зигвард? — тихо сказала Фрика.
— Хватит, — зло бросила Шила, подтаскивая кресло вплотную к креслу матери. — Хватит разыгрывать блаженную. Кумир твой развлекается в данный момент с чьей-то женой, а ты сидишь здесь и ждешь неизвестно чего.
— Я ничего не жду, — сказала Фрика кротко. Кротость ей совершенно не шла. Слепота тем более. Волосы ее были растрепаны, туалет неряшлив, поза нелепа. — Мне достаточно быть рядом.
Шила села в кресло, упершись одной ногой в край кресла Фрики.
— Ага, — сказала она. — Может, тебе просто нравится играть в немой укор, не знаю. Но получается у тебя плохо. Ты похожа не на символ самоотверженности, а на опустившуюся матрону. Ты давно не мылась. Это платье ты не снимаешь шестой день. Ты не причесана. Ты также заблуждаешься по поводу своей диеты — ты не клюешь как птичка, но жрешь всякую дрянь малыми дозами и часто, как лицемерная старая дева. Ты не жертвенна, ты эгоистична. Не трагична, но смешна. Не добра, но обидчива, как распущенный ребенок. Зигвард и не думал тебя спасать — далась ты ему!
