Иван Тропов - Шаг во тьму. Дилогия
— А вот это вряд ли. Ужина у вас, скорее всего, сегодня вообще не будет…
Диана вскинула бровь:
— Вот как? Мстя моего господина будет ужасна?
— Как бы из вашего господина из самого не сделали крольчатину в винном соусе…
Она моргнула. Что‑то сообразила, и шутливая маска на ее лице растаяла.
— Так вы сегодня?..
Я принес ей из «козленка» галеты и банку тунца. Для себя — Курносого, со смазкой и ветошью. Пока она ела, я чистил его, стараясь не касаться стали правой рукой. Только через ткань.
Ела она не спеша. Доев, просто сидела, сложив руки, глядя на меня.
Но я все чистил и протирал Курносого и без того чистого вообще‑то…
— Вы словно ждете чего‑то, Влад…
Я дернул плечом, не прекращая полировать.
Жду… Разумеется, жду!
— Если я не вернусь, — сказал я, — к вам придет кто‑то другой из нас.
Помолчал, давая ей самой поймать намек. Так оно будет живее.
Она прищурилась.
— И?..
Но я уверен, что она все прекрасно поняла и сама. Я кивнул ей.
— И он не будет играть с вами в фехтование. Лучше меньше, да надежнее.
— И что же будет? То, что вы мне показывали?
— Именно.
— Но чего же вы от меня хотите?
Я молчал. Ждал.
Слишком хорошо я помнил, как спас меня маленький подарочек Дианы, то воспоминание Ники, которого она так стыдится, и которое с таким удовольствием бы забыла, и которое так неосторожно дала подсмотреть кому‑то из своих приятельниц — бывших приятельниц. Может быть, это была даже не Диана… Может быть, Диана получила это через вторые или третьи руки. А может быть, как раз от своей Карины? Кто‑то же должен был превратить то почти лысое пугало с горбом, в гривастую красотку с атлетическим телом?.. Кто‑то из жаб.
Диана улыбнулась, но в ее улыбке была только грусть.
— Ах, вы хотите еще одну соломинку… Но, боюсь, у меня больше нет для вас соломинок. Ни одной.
Ну да, как же…
Я пожал плечами:
— Как знаете, Диана.
— Да поймите же, Влад! — вдруг вскинулась она. Ее глаза блестели, а в лице проступило что‑то жесткое. — Это не игра, это жизнь. В ней все не так, как хотелось бы. В ней нет спасительных соломинок на каждый случай. Нет тайных тропок, которые подскажет добрая волшебница, нет черных ходов, известных только счастливому герою…
Я тер титан, стараясь не касаться его правой рукой.
— Водопой… — проговорила Диана. — Вы будете атаковать ее не дома… Это какой‑то город?
Я кивнул.
— Тогда возьмите побольше пуль.
Я хмыкнул:
— И это все? Спасибо… — Я покачал головой. — Нет, в том городе она бывает редко, прирученных у нее там от силы двое или трое. Да и те не совсем слуги, а так… краешком. Вроде раздвоения личности.
— Все же вы не понимаете… — покачала головой Диана. — Дело не в прирученных, Влад. Это вы делите людей на слуг и невинных. Это вы готовы убивать первых и выводите из игры вторых. Но не Ника. — Диана вздохнула. — Возьмите побольше пуль, Влад.
Я хмыкнул. Опять хитрит моя милая цепная сучка?
— Не пугайте, Диана. Мы все равно будем атаковать. А что рядом с городом и людьми, только помешает ей. Вы же не любите шум чужих сознаний. Все вы. И Ника тоже. Она тоже живет вдали от всех одна — только ее слуги рядышком, затихшие коконы на паутине… Если рядом окажутся чужие люди, они будут ее только отвлекать. Помешают ей сосредоточиться на нас. Это поможет нам, а не ей.
— Возможно… А возможно, и нет. — Она помолчала. — Все‑таки возьмите побольше пуль… если вы в самом деле хотите убить ее. Если действительно хотите спасти того, кто вам, кажется, так дорог…
Я посмотрел на нее.
Она посмотрела на меня, потом опустила взгляд. На Курносого.
— Что ж… Пожалуй, я пожелаю вам удачи.
Ну еще бы… Иначе тебе подыхать здесь от голода, если я не вернусь. И на этот раз тебя уже никто не спасет.
Или спасут? Если гривастая возьмет кого‑то из нас живым… Распотрошит. Узнает про все. Приедет сюда? Пришлет своих людей, чтобы снять Диану с цепи? Спасет ее?
А может быть, если та гривастая приедет сюда, это будет вовсе не спасение? И Диана предпочла бы умереть от голода на цепи, чем попасться ей в руки — после всего, что она сделала? После того как вольно или невольно, но тренировала меня, помогая готовиться к драке с ней. После того как оказалось, что Диана тоже знает о том, что было давным‑давно и что сама гривастая теперь так хотела бы забыть… И не только знает, но и дала мне… И, может быть, кому‑то еще?
Я усмехнулся:
— Да уж… Если я не вернусь, вам при любом раскладе не повезет, Диана… Я даже не знаю, что для вас будет хуже…
— Возможно, — натянуто улыбнулась Диана. — Но дело не только в этом… Еще мне очень хотелось бы взглянуть на вас, Влад, — потом. После того как у вас все получится. Сейчас вы цепляетесь за чье‑то спасение, отгораживаясь этим от всего остального — на что не хотите глядеть, что вас пугает. Ставите это чужое спасение между собой и смертью, уже скорой. Но если у вас все получится и эти спасительные шоры пропадут? Останется только яркий свет истины. Вы один на один со смертью… Месяц? Неделя?
Я промолчал.
— Маленький, упрямый мальчик…
Я промолчал. Я перестал притворяться, что все еще чищу Курносого. Поглядел в камин. В язычки огня, такие неутомимые, такие живые… Такие надежные.
Я вздохнул. Все‑таки я надеялся, что у нее найдется еще одна соломинка…
Я кое‑как запихнул в сумку все тряпочки, флакон со смазкой. Взял Курносого и уже выходил из столовой, когда она окликнула меня:
— И еще, Влад…
Я замер. Стоял у дверей, боясь обернуться. Чувствуя, как колотится сердце, — кажется, у самого горла.
Оказывается, я сам не знал, как все‑таки надеялся. Все еще. Как все же верил, что у нее есть соломинка. Несмотря на все ее уверения. Все еще надеялся!
Но когда я обернулся, Диана лишь грустно улыбалась.
— Если вдруг случится чудо… все‑таки вы зубастый щенок… У Ники на руках, — Диана подняла руку, другой по очереди коснулась нижних фаланг пальцев, — кольца. Возможно, среди них все еще есть перстень, мужской платиновый перстень с голубоватым опалом.
Я сидел в «козленке», катая по ноге барабан Курносого.
На сиденье сбоку ждала коробка с патронами и «снежинками». Тихо урчал мотор. Шуршал вентилятор обогревателя, дыша на меня теплым воздухом.
Снаружи было уже совсем темно. Лишь огоньки на приборной панели, щель света в окне столовой, сквозь неплотно запахнутые шторы, и — темнота, темнота. Во все стороны, вверх и вниз.
Снова где‑то вверху раскинулось море облаков. Ни звездочки.
