Карина Демина - Хельмова дюжина красавиц (СИ)
…ведьмачья теща… мать ее…
Евдокия гладила будущего мужа по спине, и он мурлыкал… Евдокия собиралась было сказать, что мурлыкающий волкодлак — это как-то неправильно, но говорить не хотелось.
Хотелось, чтобы нынешняя ночь длилась.
И день не наступал.
И уж тем паче ночь следующая, которая грозилась полною луной. И Лихо чувствовал ее приближение, оттого, стоило руку убрать, открывал желтые волчьи глаза, ворчал раздраженно.
— Мне так до утра сидеть? — поинтересовалась Евдокия, с ужасом понимая, что до этого утра не так уж много времени и осталось.
Час?
Два? Или три, а там — серый зыбкий рассвет, разлука, которая недолгая, но ей страшно отпускать своего княжича. Беспокойный стал, переживает и уходить-то не хочет, он бы остался, когда б дозволено это было…
— До утра, — соглашается Лихо. — Всю жизнь…
А спина переменилась.
Человеческая еще, но… кожа стала будто бы тверже, и на ощупь сухая. Под кожей — мышц валуны ощущаются, твердые, будто и впрямь каменные…
— Всю жизнь сидеть и гладить?
— Ага…
— А работать кто будет?
Лихо перевернулся на спину и, приоткрыв левый глаз, спросил:
— Тебе так хочется работать?
В данный момент времени работать Евдокии не хотелось совершенно. Если подумать, то за все последние дни мысли о работе ее не посещали, что было вовсе удивительно.
— Ева, — Лихо притянул ее к себе и лечь заставил. — Для работы — свое время, а сейчас мы отдыхаем… я вот определенно отдыхаю… хотелось бы, конечно, чтобы и ты…
Лихо был горячим.
Раскаленным просто-таки. И псиной теперь от него пахло крепко, но против ожидания запах этот не был Евдокии неприятен.
— Все хорошо? — Лихо открыл оба глаза.
Не желтые — золотые, а зрачки сделались по-кошачьи узкими и, наверное, это тоже было странно, но среди всех прочих странностей нынешние терялись.
— Это ты мне скажи, все ли хорошо…
Три дня.
И поводок скороспелой луны на его шее, незримый, но существующий. Если Евдокия закроет глаза и коснется шеи… не дался, отстранился и руку перехватил, пальцы целовал, осторожно, точно опасаясь, что и легкое его прикосновение повредит.
— Я говорю, — шепчет. — Все хорошо.
— Сейчас или…
— И сейчас. И потом… завтра все закончится. И мы поженимся… уедем в Краковель, если захочешь…
— Не знаю… наверное.
— Или можем остаться в Познаньске… у нас дом есть…
— У вас?
— Княжеский особняк. Он красивый, думаю, тебе понравится…
Особняк — возможно и понравится, Евдокия представляла себе его так, будто бы видела воочию… впрочем, видела, старые особняки все чем-то похожи друг на друга. И этот не выделится.
Серый камень. Строгие черты.
Три этажа или четыре. Холл огромный с красным ковром и родовыми щитами на стенах. Лестница. Балюстрада. Сонм прислуги, которая, пожалуй, гонору имеет едва ли не больше, чем хозяева. И сами хозяева, вряд ли довольные этаким выбором сына.
Богатая невеста?
Хороший вариант? Для улана в отставке и второго сына — удача, а вот для будущего князя Вевельского… вспомнилась вдруг Христина, с которой его едва не поженили… нет, она, наверняка, уже замужем, но… сколько в Познаньске купцов?
А купеческих дочерей на выданье?
И с приданым куда более солидным, не говоря уже о том, что и средь своих, благородных, немало найдется тех, кто пожелает породниться с князьями Вевельскими… а Евдокия…
— Если не понравится особняк, — Лихо умел ее чувствовать и сейчас прижал к себе крепко, точно опасался, что Евдокия сбежит, — то купим собственный дом…
Собственный.
Где Евдокия и только она будет хозяйкой… и плевать, если дом этот будет возведен в веке нынешнем, а не позапрошлом, как пристало приличным княжеским особнякам.
— Твои родные… меня не одобрят?
— Не знаю. Наверное.
— И тебя это не волнует?
— Нет.
— Совсем не волнует? — она уперлась в грудь локтями и заглянула в глаза.
Золото. Как есть чистое золото… и нить зрачка дрожит натянутой струной, то вовсе исчезая, то вдруг расплываясь, тесня радужку.
— Не волнует, — ответил Лихо, взгляда не отвел. — Ева… знаешь, наверное, Бес и Аврелий Яковлевич правы в том, что я слишком многое им позволял. Я люблю своих сестер, и братьев тоже… и маму люблю, хотя она совершенно не приспособлена к жизни… и я всегда знал, что должен о них заботиться.
— Как долго?
— Как получится. Ты же не ставишь себе срок. И Алена останется твоей сестрой и сейчас, и через десять лет, и через двадцать. Причем, младшей сестрой. Ты не сможешь сказать, что все, ты уже взрослая и твои проблемы меня не волнуют.
Наверное.
Или сможет? Евдокия сморщила нос, потому как не любила признавать чью-то правоту, а выходило, что Лихо прав… и еще выходило, что даже если они купят собственный дом, то вовсе от родственников его у Евдокии отделаться не выйдет.
— Но любить — это одно, а помогать — другое… и пожалуй, не всякая помощь пойдет на пользу, — Лихо провел когтем по Евдокииной шее. — Поэтому я хочу, чтобы ты составила контракт.
— Что?
— Контракт, — спокойно повторил Лихо. — Я ничего не понимаю в делах подобного толка, а у тебя опыт имеется немалый.
Имеется. Его правда.
— Я не хочу, чтобы у отца был доступ к твоим деньгам. Да и прочие… они мои родные и я их люблю, но при том я отдаю себе отчет, что они слишком привыкли жить, ни о чем не думая.
Интересный ход.
И если так, то… Лихо ведь не просто так о контракте заговорил…
— Чего ты боишься?
— Ева…
— Честно, — она позволила ему взгляд отвести. И легла рядом, прислушиваясь к спокойному дыханию, к стуку сердца, ровному, умиротворяющему. — Пожалуйста.
— Боюсь того, что если со мной что-нибудь случится…
— Что?
— Не важно, Ева. Жизнь порой… странная. Но если случится, то ты останешься одна. Без защиты. А деньги — это большое искушение…
— О да, и твой отец не устоит, — со смешком ответила Евдокия. Ей представился князь Вевельский, отчего-то облаченный в длинную ночную рубаху и в ночном же колпаке, лихо сдвинутом набекрень. Князь на цыпочках крался по темному коридору, сжимая в руке топор…
…ладно, топор — это недостаточно благородно, а вот семейная боевая секира — дело иное…
— Не устоит, — согласился Лихослав. — Убить тебя не убьют, а вот спровадить в монастырь могут.
