Артем Каменистый - Безымянная империя. Дилогия
– Нет. Взрывчатое зелье, которое вам передали, стража нашла на опоре одного из мостов. Его собирались взрывать, но не успели. С пленниками тоже не повезло – или запираются, хоть на стружку их режь, или простые мордовороты, не умеющие работать с этими подлыми штуками. Пару их групп удалось окружить, но они не сдались в плен – взорвали себя, не оставив нам ничего для изучения.
– Жаль… Думаю, раз мост уцелел, заряды не успели полностью подготовить. Наверное, к ним надо было еще подсоединить такие же конусы или их заменители. Знать бы, что там внутри было…
– Узнаете еще – думаю, мы немало разных ракет еще захватим, вам надолго хватит изучать.
– Увы, ваша светлость, уже несколько дней мы не получаем новых трофеев.
– И не получите – хабрийцы практически прекратили обстрелы. Или у них заканчиваются ракеты, или готовят очередную омерзительную пакость… Кстати, мне докладывали, что ядра, которые выпускают их огромные пороховые трубы, тоже иногда взрываются, калеча осколками всех вокруг.
– Да, мне тоже это сообщали, но, к сожалению, ни самих снарядов, ни их осколков мне видеть не довелось.
– Будем надеяться, что завтра удастся захватить что-нибудь новенькое. Скажите, Тиодас, вы, как человек, знакомый с техническими новинками, сталкивались с подобным раньше? С такими отличными пороховыми трубками разных размеров, боевыми ракетами, прессованным порохом, странной взрывчатой массой?
– Ваша светлость, я много чего в своей жизни перевидал, но то, что встретил здесь… Да это ни в какие рамки не укладывается! Ракеты, которые несколько лет назад степняки использовали на побережье Эгоны, совсем другие. Они летели недалеко, часто вообще не долетали до городских стен или разваливались в воздухе. Лишь дружный запуск сотен этих штук приводил к пожарам. Пороховые трубки, которые иногда используют столичные злодеи, – это совсем другое. Чтобы произвести выстрел, они в одной руке держат трубку, в другой тлеющий фитиль. Мало того что неудобно, так и разрываются неказистые трубки частенько, калеча своих хозяев. А пули, бывает, в шерстяной одежде жертв застревают, оставляя на теле лишь неопасный ушиб. У нас эту опасную забаву даже оружием не считают – баловство нищих бродяг, у которых средств на что-то более приличное не хватает. А здесь что? Стрелять не сложнее, чем из арбалета, а то и попроще. Для выстрела вообще не нужно таскать с собой источник огня – отличное огниво совмещено с оружием. Стволы крепкие, цельные и явно сделаны в мастерских с применением особых машин – диаметр у всех одинаков, как и длина. Нечего и мечтать такой разорвать зарядом – качество изумительное. А свинцовые пули не то что одежду – доспехи пробивают стальные. Я наблюдал кирасу, пробитую навылет. Не совсем навылет – грудь пробило, затем пробило тело, и на задней части осталась здоровенная вмятина. Как хабрийцы смогли создать столь совершенное оружие за считаные годы? Ведь всякое развитие – процесс постепенный: от простейших пороховых трубок должен прослеживаться путь к этим грозным изделиям. Но прослеживать нечего – никто и никогда не пытался развивать это никчемное оружие. Зачем с ним связываться, если есть отличные арбалеты? Арбалетчик представляет для мага угрозу, а головорез с пороховой трубкой ничем угрожать не сможет. Даже будь их тысячи – маг просто-напросто устроит фейерверк с помощью их запасов пороха, не подпустив их на дистанцию стрельбы. И к чему мы пришли? Трубки, которыми вооружены стрелки Фоки, пострашнее арбалета будут. Мало того что бьют очень далеко и точно, так еще каждая защищена неплохим амулетом, вделанным в дерево приклада. Маг, конечно, с ним быстро расправится, вот только на это силы уйдут и время, а ведь хабрийцы смотреть на это не станут – пока будут зажигать одного, остальные начнут стрелять.
– Кстати об этих амулетах – вы разобрались, из чего их изготавливают?
– Ваша светлость, разобрался. Но понятия не имею, как они подобный фокус сумели осуществить. Это ведь обычный горный хрусталь, нарезанный пластинами и весьма небрежно отшлифованный. Да эти амулеты вообще не должны работать, но работают – способны легко выдержать средней силы однократное воздействие. Нашим магам подобные амулеты не опасны, но не в этом случае – ведь они не на офицерах, а у рядовых солдат. Тысячи амулетов – это уже очень серьезно. И как этому противостоять, мы пока не знаем. Хотя кое-какие идеи у нас имеются…
* * *
Только что Фока сидел в своем старом походном шатре, ощущая ладонями жар кожи Малькатиллена. Миг – и все исчезло, темнота. Кетр не успел даже испугаться, как мир вновь налился светом. Но шатра больше не было.
Владыка Хабрии находился в великолепном лесу. Раскидистые деревья с густой кроной окружали маленькую зеленую полянку – на одной ее стороне стоял Фока, на другой Малькатиллен. Между ними отблескивала вода огромной лужи – почти маленькое озеро. Обе луны и странно яркий Шрам светили достаточно – на деревьях можно было каждый листик рассмотреть. В траве стрекотали сверчки, в чаще вскрикивали ночные птицы, на берегу лужи квакали лягушки, многочисленные летучие мыши кружились над головами, иной раз проносясь в опасной близости. Но при этом кетр не чувствовал запаха леса – ноздри продолжал щекотать запах сгораемого китового жира в светильниках шатра. Лишь это выдавало, что перед ним иллюзия, навеянная искусством древних существ.
Заяц, будто читая мысли своего опешившего спутника, пояснил:
– Да, все это не по-настоящему – иллюзия. Но иллюзия отображает реальность – мы стоим в месте, которое действительно существует. Все вокруг до последнего листочка выглядит так же, как и в день вашего рождения. Это было хорошее место – я провел здесь немало приятных часов. И очень долго проживал неподалеку отсюда.
– Приятное место. Лес из тех, в которых душа радуется. Одобряю ваш выбор. Надеюсь, вы проведете здесь еще немало приятных часов. Только мне непонятно – что вы этим хотели объяснить?
Малькатиллен указал рукой на опушку:
– Повернитесь сюда и смотрите. Пока я не скажу, не оборачивайтесь. Сейчас вы увидите это же место, но таким, каким оно выглядело четыре недели назад. Вам это следует увидеть – словами подобное не объяснить.
Вновь темнота, а в следующий миг опять свет. Вот только уже не серебристый, а какой-то красноватый, с оттенком меди.
Лес исчез. Лишь уродливые обломанные пни, покрытые ошметками почерневшей коры, все еще напоминали о нем. На месте лужи осталось углубление, покрытое растрескавшейся коркой окаменевшего ила, на которой там и сям белели оленьи кости. Череп животного застыл посредине бывшего водоема, слепо таращась пустыми глазницами на Фоку.
