Анатолий Хохлов - Эхо. Творец нитей. Книга 1.
Ответа не было. Боги, как всегда, стойко игнорировали все происходящее в мире людей. Или дело в том, что без любви что храм, что родной дом — пустая груда серого камня? Даже если здесь успели поселиться хоть какие-нибудь ками, то с появлением юной помощницы жреца они окончательно развоплотились и исчезли.
Жрец поднял руку и привычными эманациями воли сконцентрировал Ци на ладони. Над кожей поднялся едва зримый туман. Бледно-синий, с легким оттенком зелени.
— Паршиво, — сжав кулак, храмовник зло заскрежетал зубами. — Приехала помочь, говоришь? Спасибо, дочка, помогла. Такой домашний уют развела, мать позавидует.
Не пора ли бросить все? Много раз уже ветеран-храмовник видел во снах забытый всеми храм возле оставленного людьми города. Нестерпимо, до боли, хочется вернуться туда и, впитывая душой ментальное эхо, выйти к старым прудам, заросшим белыми кувшинками. Может быть, не по годам седому жрецу даже удастся воззвать к ныне утраченным силам и хотя бы раз снова увидеть бесплотные призраки своих родителей? Оживить видения далекого, безоблачного детства, согретого светом краткого мгновения процветания страны Водопадов и благодатью рождения в счастливой семье.
На клан плевать. Никто из родни не подумал даже подать голос в защиту молодого жреца, когда его отправляли на два года в трудовой лагерь за тиранию и рукоприкладство в семье. Когда его выставляли из дома и клеймили уголовником, никто в сторону Шайнинга даже не посмотрел, и вспомнил о воине-храмовнике глава клана только с началом восстания, когда каждый мелкий дайме как мог собирал солдат и панически метался от одного полюса сил к другому, стараясь казаться властителям хоть чуть-чуть значительнее.
А дочь? Что дочь? Пусть «держится вместе» со своей леди Каяо. Или идет в женский храм. Лентяйка и неумеха, придется ей привыкнуть к затрещинам и ругани старших жриц, зато никакого старого наглеца отгонять угрозами жалоб станет не нужно.
Храмовник вздрогнул, когда девчоночьи руки вдруг обняли его за шею. Юная мико ласково прижалась к окаменевшему от неожиданности отцу и тихо вздохнула, наполнив дыхание той сладостью, за которую мужчины прощают все на свете.
— Папа, ты сердишься на меня? — сказала она голосом, дрожащим от вины. — Прости. Я… я полная дура. Мать выгнала меня из дома, чтобы я не мешала ей искать нового сожителя, а ты принял свою глупую дочку и не стал вспоминать, как я на судах против тебя показания давала. Папа, я думала, что ты никогда меня не простишь, и плакала много ночей, проклиная себя.
Шокированный храмовник ничего не ответил, а девчонка, тихо всхлипывая, продолжала говорить:
— Наверное, ты думаешь, что я отношусь к тебе как к чужому? Нет, папа, это не правда. Я мстила тебе. Как последняя дура мстила за то, что ты мало уделял мне внимания в детстве. Мать говорила, что ты предал семью, что тебе нужны молоденькие мико из храма, а не мы, и я, идиотка, верила в это. Ты день и ночь лечил людей, отрабатывая по полторы смены в сутки, чтобы в страшное, смутное время твоя семья ни в чем не нуждалась, а я в один голос с матерью и бабушкой заявляла, что папа бросил нас. Я искренне верила, что деньги на еду, на учебу и дорогое, красивое тряпье появляются сами собой из маминого кошелька. Но каждый раз, когда я обижала тебя, папа, мне… тоже было очень плохо и больно. Что бы ни было в прошлом, в глубине души я прекрасно понимаю, что никто и никогда за всю мою жизнь не был ко мне так добр, как ты… — девчонка все чаще сбивалась, глотая подступающие к горлу слезы. — На самом деле я… я очень сильно тебя люблю и мне всегда очень-очень… тебя не хватало.
Трясущиеся, как в жесточайшем припадке эпилепсии, руки жреца оторвались от стола и поднялись, стремясь с нежностью накрыть ладонями тонкие и слабые пальцы дочери. Он должен сказать, что все понимает и даже не думает сердиться. Он должен сказать Мичиру, что она, единственная дочь, последнее счастье, что осталось у него в этом мире.
Окутанные теплым зеленым туманом целебной Ци, ладони храмовника уткнулись в ткань кимоно. Никаких объятий, никакого стука родного сердца, никакого теплого дыхания у самой щеки. Жрец был один в пустой и безмолвной комнате.
Тяжело дыша, вытаращив глаза, сотрясаемый крупной дрожью жрец принялся озираться. Где Мичиру? Где же его бесценная, бесконечно любимая дочь, которая вот только что наконец-то сказала о том, как нужен и как дорог ей ее седой, перемолотый жизнью, отец?
Пустота.
Среди людей ходят слухи, что из руин начали приходить призраки. Воплощаясь в несбыточное, они глумятся над людьми, манят, чаруют и исчезают, оставляя наедине с горькой действительностью. Призраки умерших или потерянных любимых, призраки счастья, которого не будет никогда. После их посещения люди заливаются слезами, впадают в безумие и либо пытаются покончить с собой, либо как могут мстят этому миру. Девять инцидентов за четыре дня. Шайнинга вызывали на каждый, как будто воин-жрец, утративший баланс энергий, мог хоть чем-нибудь помочь в борьбе с темным ментальным эхом.
И вот к нему самому пришел призрак любящей дочери. Значит… это несбыточная мечта? Никогда Мичиру не посмотрит на него как на отца. Никогда не поймет, что на самом деле произошло восемь лет назад, и никогда не простит то, чего не было.
Горечь и злоба наполняли сердце храмовника, заставляли скрежетать зубами и дышать черной ненавистью. Чем он заслужил такое к себе отношение? Сколько можно строить из себя гранитную скалу и молча терпеть издевательства? С какой стати он должен наизнанку выворачиваться ради людей, которые не проявляют к нему даже простейшего уважения? Пора бы и ответить. Аэропорт в пятнадцати минутах ходьбы. Где аэропорт, там бочки с топливом. Одолжить одну, специально для храма? Будет как в какой-нибудь глупой детской сказке — храм Воды… и Огня!
С шелестом и стуком дверь скользнула в сторону. Шайнинг вздрогнул и поспешно повернулся к выходу спиной.
— Ну почему у меня комната такая маленькая? — шагнув через порог, принялась нудить девчонка. — Все коробки в кучу составлены, пока нужную вещь из-под остальных вытащишь, надорвешься! Шайнинг-сама, вы же старший жрец, попросите, чтобы нам храмовый пристрой увеличили! Битого камня вокруг тонны, мастера элемента земли в поисковых отрядах тоже есть. Неужели так сложно начальнику пару слов сказать? Холостяцкое жилье, это ужас! Ну ничего, порядок навести можно где угодно. Шайнинг-сама, давайте возьмем еще одного служителя для храма? Лучше всего мальчика, воспитанного и умного, из хорошей семьи. Сейчас возвращенцы за любую работу готовы взяться, даже бесплатно, просто чтобы быть полезными.
