Стивен Эриксон - Дом Цепей
Ощутив, что нож вошел почти до рукояти — насколько позволили ее силы — Сциллара столкнула неуклюжее тело и легла набок.
«Женщина пустыни — твое последнее воспоминание о любви».
Сциллара села; ей хотелось кашлять, но она глотала слюну, пока позыв не прошел. «Тяжелая и еще тяжелее.
Я сосуд вечно наполняемый, и всегда есть место. Больше дурханга. Больше мужчин и семени. Хозяин нашел мое место удовольствия и удалил. Вечно наполняемая, но не наполненная. Вот что он сделал.
Со всеми нами».
Она встала, шатаясь. Поглядела на труп стражника, на растекающееся мокрое пятно.
Звук сзади. Сциллара обернулась.
— Ах ты сука, убийца.
Она наморщила лоб — второй стражник подходил, держа в руке кинжал.
— Дурак хотел тебя одну уже давно. Вот почему он не выполнил приказ Фебрила… я предупреждал…
Она смотрела на кинжал в руке и потому не заметила вторую руку, кулак, мелькнувший у челюсти и сильно ее ударивший.
Глаза моргнули, реагируя на резкое, тошнотворное движение. Ее тащили за руку по кучам мусора. Откуда-то спереди доносилась вонь выгребной ямы, густая как туман, теплая как разлитый в воздухе яд. Губы были разбиты, во рту ощущался привкус крови. Ухваченная стражником рука болела.
А он бормотал: — … вот так красотка. Едва ли. Она же тонет в дерьме. Дурак, теперь ты помер. Простая же работа. В лагере шлюхам перевода нет. Кто… что…
Он остановился.
Ворочая головой, Сциллара мельком увидела фигуру, вприсядку выпавшую из темноты. Стражник отпустил ее запястье — рука упала в сырую мерзкую грязь — и ухватился за меч.
Затем голова его дернулась, раздался лязг зубов — по бедрам Сциллары прошлась горячая струйка. Кровь.
Казалось, странное изумрудное свечение исходит от руки убийцы — руки когтистой, словно у громадного кота.
Он переступил замершего стражника и не спеша присел около Сциллары.
— Тебя я искал, — зарычал мужчина. — Хотя только сейчас понял. Удивительно, как отдельные жизни склеиваются снова и снова, словно их поймал большой водоворот. Крутятся и крутятся, причем всегда идут вниз. Всегда вниз. Дураки мы все, если надеемся выплыть из потока.
На нем были странные тени, словно он встал под сенью пальм и высоких трав — не нет, над головой нескладного широкоплечего человека лишь ночное небо. Он татуирован, сообразила она, полосами тигра.
— Много убийств последнее время, — пробурчал мужчина, глядя глазами цвета янтаря. — Полагаю, связываются обрезанные нити.
Она смотрела, как тянется вниз мерцающая когтистая рука. Ладонь овеяла теплом грудь. Острия когтей прокололи кожу; по телу пробежал трепет.
Он растекался, заполнив вены чем-то горячим. Жар стал яростным — в горле, в легких, между ног.
Мужчина хмыкнул. — Думал, это истощение, твое тяжелое дыхание. Но нет, всего лишь дурханг. Что до остального… гм, с удовольствием странное дело. Этого Бидитал никогда не поймет. Его враг — не боль. Нет, боль — только тропа к безразличию. А безразличие разрушает душу. Разумеется, Бидитал любит разрушать души — равняя со своей собственной.
Если он продолжал разглагольствовать, она не слышала: ощущение давно забытое нахлынуло, лишь слегка притупленное тягучей ленивой дымкой дурханга. Она ощущала боль между ног, но знала — это скоро пройдет.
— Ярость.
Он поднимал ее на руки и вдруг замер. — Ты сказала?..
«Ярость. Да. Это». — Куда ты забираешь меня? — Вопрос вылетел с кашлем, она оттолкнула его руку, извернулась и начала сплевывать мокроту.
— В свой храм. Не бойся, там безопасно. Ни Фебрил, ни Бидитал тебя там не найдут. Ты подверглась быстрому исцелению, девочка, и должна поспать.
— Чего тебе нужно?
— Сам не уверен. Думаю, понадобится твоя помощь, и скоро. Но выбирать тебе. Не придется сдавать… то, что тебе дорого. А если решишь просто уйти, так и случится. Дам деньги и припасы — может, даже лошадь отыщу. Мы сможем обсудить всё утром. Как твое имя?
Он снова склонился и поднял ее, как невесомую.
— Сциллара.
— Я Геборик, Дестриант Трича, Летнего Тигра и бога Войны.
Она смотрела на него, а он нес ее по тропе. — Боюсь, Геборик, я тебя разочарую. Я устала от жрецов.
Сциллара ощутила, что он пожимает плечами. Улыбка была усталой. — Все хорошо. Я тоже.
* * *Фелисин проснулась сразу после того как Л'орик вернулся со свежим ягненком для демона-фамильяра. Возможно, подумал верховный маг, когда она заворочалась за парусиной, к сознанию ее вернул звук разгрызаемых костей.
Аппетит демона был ужасающим, но Л'орик восхищался его целеустремленным, пусть и не особо разборчивым подходом к пище.
Фелисин вышла, завернувшись в одеяло. Она молчала, волосы беспорядочно вились у юного загорелого лица. Демон же пожирал остатки ягненка, яростно и громко рыгая.
— Серожаб, — пробормотал Л'орик. — Мой новый хранитель.
— Твой хранитель? Уверен, что не наоборот? Эта тварь может нас обоих съесть.
— Примечание. Она права, компаньон Л'орик. Сентиментально. Я мог бы попрыгать. Увы. Вялая ранимость. Тревога. Одиночество.
— Хорошо, — улыбнулся Л'орик. — Наше партнерство лучше назвать союзом.
— На твоих сапогах грязь, куски тростника и трава.
— Ночью я странствовал, Фелисин.
— В поисках союзников?
— Не совсем. Нет, я искал ответы.
— И нашел хоть один?
Маг поколебался, вздохнул. — Некоторые. Меньше, чем надеялся. Но я вернулся с одним несомненным знанием. А именно: ты должна уходить. Как можно скорее.
В ее взгляде блеснул интерес. — А ты?
— Я последую, как только смогу.
— Я должна уйти одна?
— Нет. С тобой будет Серожаб. И еще один… я надеюсь.
Она кивнула: — Готова. Тошнит от этого места. Я уже не грежу о мести Бидиталу. Просто хочу уйти. Это что, трусость?
Л'орик задумчиво потряс головой. — О Бидитале позаботятся, милая, в соответствии с его преступлениями.
— Если ты намерен его убить, советую не отсылать Серожаба. Бидитал силен — наверное, сильнее, чем ты можешь вообразить. Я могу идти одна — ведь за мной никто гнаться не станет.
— Нет. Как ни хотелось бы убить Бидитала, это свершит не моя рука.
— Есть что-то зловещее в том, что ты говоришь или, скорее, в том, о чем умалчиваешь.
— Будет схождение сил, Фелисин. И некоторые… нежданные гости. Не думаю, что кто-то здесь сможет уцелеть в их компании. Грядет… великая резня.
— Тогда почему сам остаешься?
— Свидетельствовать, милая. Насколько смогу.
— Зачем?
Он поморщился: — Я уже говорил, что ищу ответы.
— Такие важные, чтобы рисковать жизнью?
