Павел Молитвин - Город Желтой Черепахи
Несколько раз я слышал, как громко перекликались между собой наши преследователи. По счастью, они нас не заметили, но количество поисковых групп не на шутку меня встревожило. Я почти не сомневался, что у самого леса мы наткнемся на хорошо замаскированную засаду, и отчаянно сжимал древко копья, — присоединившись к беглецам, я как бы принял на себя часть их вины, связав тем самым свою судьбу с судьбой этих людей.
Опасения мои оказались, однако, напрасными — никто не караулил нас в заросших деревьями, увитых лианами домах. Мы благополучно миновали захваченную лесом часть города и, не сбавляя шага, устремились под сень высоких желто-коричневых деревьев с серебристой листвой.
Шагая след в след за Эхуанем, я, казалось бы, должен был радоваться, что нам удалось так легко отделаться от погони, но на душе у меня было смутно. Я покинул Город, и значит, исчезла последняя надежда встретиться с Се; кроме того, было в нашем чересчур удачном бегстве что-то неестественное. Странно, что, определив направление побега, преследователи не попытались преградить нам путь, как сделал бы я на их месте, а продолжали обшаривать дома. Они вели себя так, словно не могли и мысли допустить, что кто-то может уйти из Города в лес. Но почему?
На привале я поделился своими сомнениями с остальными. Они выслушали меня молча, и по их помрачневшим лицам я понял, что затронул неприятную тему.
— Вот видите, даже Дигуан сообразил, что тут что-то нечисто, — после длительного молчания сказал Итсу. — Я предупреждал, что кратчайший путь будет не самым безопасным.
— Зато нам удалось уйти от погони, — легкомысленно пожал плечами Эхуань.
— Но от цилиней нам так легко уйти не удастся.
Видя, что я ничего не понимаю, Шун отложила сушеные фрукты и повернулась ко мне:
— Дело в том, что до становища Трех Лун, как называют свою деревню рыбаки, можно добраться двумя путями: через лес, как мы и идем, и вдоль берега океана. Идти через лес надо двое-трое суток, по берегу — в два раза дольше. Однако считается, что дорога по побережью безопаснее, в то время как в лесу, особенно ночами, хозяйничают цилини. Ты, наверно, слышал об этих жутких тварях, порожденных Лабиринтом, — именно из-за них жители Города перестали пользоваться лесной дорогой. Мы решили идти кратчайшим путем — лес велик, отыскать в нем наши следы будет трудно, да и вряд ли кто рискнет углубиться в эту его часть — она пользуется особенно дурной славой. Этот путь опасен, но лучше быть растерзанными цилинем, чем попасть в руки жаждущих мести купцов. А схватить нас на побережье значительно проще, я уверена, что туда уже послан отряд для нашей поимки.
— Значит, преследователи уверены, что вы не пойдете этой дорогой?
— Да, скорее всего они думали, что мы попытаемся отсидеться в городе, а потом, когда поиски прекратятся, пойдем на службу к западным купцам, в надежде вернуться на родину кружным путем.
— Они даже не пытались преградить нам дорогу в лес, считая, что это верная гибель. И думаю, они были правы, — пробормотал Итсу.
Шун улыбнулась:
— Почему из твоего сердца ушла смелость? Или нет у тебя в руках оружия, а рядом верных друзей?
Не поднимая глаз на девушку, Итсу продолжал скрести плоским камнем по наконечнику копья. Потом положил камень в мешочек, висящий у пояса, и сумрачно произнес:
— Робость поселилась в моем сердце с тех пор, как мои глаза увидели тебя. И все же я ничего не боюсь. Просто помню мудрость, гласящую, что если враг не препятствует твоему бегству — можешь быть уверен: ты бежишь в огонь. Это знают даже дети, а ты забыла. Даже Дигуан это почувствовал, хотя он плохо знает наши нравы и обычаи.
Шун кивнула и, задумавшись, принялась чертить невидимые узоры на мшистой земле.
— Довольно спорить, все равно выхода у нас нет, — сказал Эхуань, поднимаясь. — Мы уже выбрали путь и сделали по нему первые шаги. Теперь остается пройти его до конца.
— Ты прав. — Итсу мельком посмотрел на меня, задержал взгляд на Шун и тоже поднялся с земли. — Я пойду впереди. Теперь моя очередь.
* * *— Виктор, слышь, Виктор! Вычислили нашу мумию! Работники Аэрофлота вычислили. Луцкий его зовут, Тимофей Иванович Луцкий. Из Хачинска он прибыл. Уже и запрос туда послали, глядь, и приедут родственники — болезного своего навестить.
— Здорово!
— А то как же! Я и то думаю, что за оказия: самолетом человек прилетел — там же и с паспортов все списывают, с фотографиями сверяют — и вдруг личность установить не могут. Ан нет, установили-таки.
— Сколько же ему лет-то? Кто по профессии?
— Да разве я знаю? Вот погоди, родственнички приедут, все расскажут.
— Родственники приедут… Наверно, не ожидали такого поворота, когда провожали…
— Это точно. Кто ж такое ожидать может? Узнают — убиваться будут.
— Думаешь, не жилец?
— Что с того, что я думаю? Видел, как врачи на него смотрят? Да и Вера твоя тоже.
— Почему это моя?
— Ну уж это-то ты уж брось, что я, слепой, что ли?
— А мне скоро ходить можно будет. Ирина Петровна вчера говорила.
— Это дело. Надоело небось в палате-то тухнуть?
— Надоело.
— Ничего, мумии нашей хуже. Не видит ничего, не слышит, словно живого в гроб положили.
— Может, он вообще в сознание не приходит, зря, что ли, его всякой дрянью колют?
— Да нет, что-то он чувствует. Иногда и смотрит осмысленно. Помнишь, про портфель свой спрашивал? Беспокоит его, видать, что-то.
— Да. Да разве может такое быть, чтобы человека ничего не беспокоило? Это уж тогда и не человек вовсе будет.
— Точно. Ну ладно, отдыхай. Пойду ребят из третьего отделения в козла сделаю, появился там один мастак.
* * *— Берегись! — крикнул Эхуань, бронзовым изваянием застыв посреди тропы. Я отшатнулся, выставив перед собой копье и отчаянно вертя головой в разные стороны в поисках опасности.
— Что случилось? — выглянула из-за моей спины Шун. В руках ее блеснул обнаженный клинок.
— Не знаю, — сказал я, постепенно успокаиваясь. Эхуань стоял по-прежнему неподвижно, и, значит, тревога оказалась ложной.
Итсу тенью скользнул мимо нас. Копье его мелькнуло в воздухе и исчезло. Секундой позже Эхуань ничком рухнул на тропинку.
Мы с Шун бросились к упавшему, но меня остановил крик Итсу:
— Дигуан, копье!
Я протянул ему оружие, он принял его левой рукой и тут же отпустил:
— Не надо, я уже его прикончил!
Шун склонилась над Эхуанем, а я последовал за Итсу, выскочившим на тропинку и разглядывавшим что-то у своих ног.
— Что это было?
— Цилинь Гуая — Убивающий крылом. — Итсу указал на толстую двухметровую змею, из спины которой торчало копье. Тварь была еще жива — желтовато-серое чешуйчатое тело вяло извивалось, челюсти с мелкими треугольными зубами судорожно щелкали, но глаза уже прикрыли кожаные щитки.
