Ким Сатарин - Вторая радуга
Дорога привела их на большую поляну, где возвышался небрежно сколоченный сарай. Внутри горел очаг, вокруг стояли деревянные топчаны.
— Отдыхайте, — сказал появившийся будто из воздуха Стрельников. — На Край вас позовут не раньше восхода.
Ребята расселись по топчанам. Рядом с собой Ермолай обнаружил Сашку Богачева, неподалеку сидели с безразличным видом братья Алешины. Лёшка был тут как тут, развлекал Шатохина веселыми историями. Игорь стоял рядом, вопросительно на Харламова поглядывал.
— Ерёма, что делать будем? — спросил он.
— Ждать, — буркнул юноша, который ко всеобщему вниманию оказался не готов.
Да и Ольга, присутствие которой он чувствовал двумя километрами севернее, беспокоилась. А причины он понять не мог, и это выводило его из равновесия.
— А как ждать? — спросил Жолудев совершенно серьезно. — Спать нам лечь, чаепитие устроить, анекдоты травить, медитировать? Ведь ясно же, что эта ночь, как и весь поход — тоже часть испытания.
В сарае настала полная тишина. Харламов обнаружил, что и другие ребята ждут его ответа, как будто признавая за ним право руководить остальными.
— Кто хочет спать, пусть спит. Чай можно согреть на очаге, не зря же там огонь поддерживают. В общем, каждый пусть сам определяется, что он будет делать. Только постарайтесь не мешать тем, кто спать захочет.
Сна у него, как и большинства других, не было ни в одном глазу, но когда братья Алёшины спросили, чем он сам займется, он ответил им, что приляжет отдохнуть. Братья немедленно улеглись на топчаны и дружно засопели. Женька последовал их примеру. Ермолай лежал, стараясь успокоиться, но сон не шёл. Игорь ушел кипятить чай, Сашка увязался с ним. Лёшка и еще несколько шебутных ребят вышли на воздух и их голоса вскоре затихли.
Край воспринимался им как твердая гулкая стена, стоявшая неподалеку и простиравшаяся в обе стороны в бесконечность. Все его чувства, направленные в сторону Края, глохли и слепли. Казалось, Край издавал запах расплавленного металла, гудел колоколом, сиял лилово-малиновым и был скользким на ощупь. Юноша ещё удивился, с чего он счел Край скользким, как над ним раздался знакомый голос, произносящий его фамилию.
В рассветном полумраке возле него стоял Стрельников. Приподнявшись, Ермолай огляделся. Вокруг спали ребята, но несколько топчанов уже были свободны. Не было и братьев.
— Иди. Твой провожающий — в красной кепке, — прошептал Павел Сергеевич.
Харламов следовал за Муртазой, который ломился через лес напрямик. Подлесок был порядком вытоптан. Идти оказалось недолго — деревья расступились, за прибрежной полоской виднелась речная гладь, а за ней уходила в небо светящаяся стена Края. По ней пробегали разноцветные сполохи, появлялись и исчезали непонятные фигуры, струились цветные потоки.
Муртаза сел на поваленное дерево, достал из заплечного мешка папку, открыл и вручил испытуемому. В папке лежала бумага и цветные карандаши.
— Посмотри на Край и постарайся выявить неизменные элементы. Зарисуй их с соблюдением месторасположения и пропорций, — голос его был отстраненно-официален.
Юноша ничего неизменного, кроме двух радуг, не разглядел. Одна была полная, семицветная, с четко очерченными краями. А вторая — бледная, и трех цветов синей части спектра в ней разглядеть было нельзя. Он пододвинул лист Муртазе:
— Вот, больше я ничего не вижу.
Сопровождающий мельком глянул на лист и принялся расспрашивать о цветовых переходах полной радуги. Он вновь и вновь просил юношу зарисовать ее, и лишь потом небрежно осведомился, почему во второй радуге лишь четыре цвета.
— Я остальных не вижу, — признался Харламов. — Она уж очень бледная.
И тут он вспомнил, что Бордусей использовал определение — блеклая. А ведь точно… Это и есть Блеклая Радуга.
— Значит, так, — закрыл папку Муртаза. — Пойдешь сейчас по берегу против течения. На оконечности острова увидишь катер, сядешь в него. Он ждет тебя и таких, как ты. Встретишь кого по дороге, о том, что ты видел вторую радугу, молчи. Понял? Про то, что ты видел полноцветную радугу, говорить можешь.
Пробираясь по берегу, он догнал Ингу. Та еле плелась, расстроенная, а при виде юноши чуть не заревела. Узнав, что его тоже послали разыскивать катер, девушка немного успокоилась.
— Это ничего, что я вижу огромный зеленый куб? Экзаменатор сказал, что не знает, как такое свойство объяснить…
— А радугу? — удивился Ермолай.
— Радугу я тоже видела, только слабую. Куб намного ярче. А кого на катер отсылают, непригодных?
— Вряд ли, — покачал головой юноша, хотя сам разом засомневался.
Впереди, на верхнем окончании острова, уже находилась Ольга. Её присутствие он чувствовал издалека. Уж дочь шамана-то точно бы за непригодность не отослали…
Катер оказался большим, белым, с огромными иллюминаторами. Трап опускался с борта в воду. С берега к трапу можно было добраться по лежащему в воде бревну.
— Я не пройду, — испугалась Инга, — в воду свалюсь.
— Тогда разуйся и иди прямо по воде, — предложил Харламов.
Девушка глянула на него немного огорчённо, и попыталась пройти по бревну. И прошла, а, ступив на трап, радостно оглянулась. У юноши же вдруг упало настроение. Он ощутил недовольство и тревогу Аникутиной, и ему показалось, что это он причина этого беспокойства. Он буквально взлетел по трапу, подталкивая перед собой Баканову. Ольга сидела у обращенного к Краю окна, откинув голову на спинку мягкого сиденья, закрыв глаза. Только сжатые губы выдавали, что спать ей совсем не хочется.
— Ермолай, садись здесь, — позвала его Инга.
Ольга наморщила лоб и глубоко вздохнула. Юноша решил, что мешать ей не стоит и огляделся. В просторном салоне поодиночке сидели ещё четверо, но ни с кем из них он знаком не был и потому сел возле прохода, через кресло от Аникутиной. Инга обиженно глянула на него, но он отвел глаза в сторону. Он понял, что поступил правильно, едва почувствовал, что дочь шамана перестала тревожиться. Злость осталась — и не на него — а вот тревоги больше не было. "Странно, как это девчонки способны так ненавидеть друг друга без всякой причины" — подумал он, разглядывая обстановку салона.
Катер предназначался для богатых, а может, и очень богатых, людей. Пять рядов кресел, посредине салона — столики, окруженные диванчиками, а в носу — небольшая кухонька за стойкой и огромный телемонитор. И во всем этом великолепии — семеро подростков в потрепанной походной одежде. Наверху, в кабине, ожидал приказа к отплытию рулевой. Харламов сообразил, что им придется дождаться конца испытания, прежде чем катер повезет их в неизвестность. И нервничали пассажиры катера из-за этой самой неизвестности: что впереди, почему их отделили от остальных? Или остальные, также разделенные на маленькие группы по неведомым принципам, тоже сейчас томились неизвестностью?
