Глен Кук - Игра теней
– Наверное, лучше – в другой раз, – сказала она, не отрывая взгляда от молний. – А то этот шум слишком отвлекает.
Воротившись в лагерь, мы нашли всех проснувшимися, но ничуть не заинтересованными нашим уединением. Отсюда вспышки тоже были видны, хоть и не так хорошо. И не остались незамеченными.
– Это колдовство, Костоправ, – сообщил Одноглазый.
– И мощное, – кивнул Гоблин. – Краешки даже отсюда чувствуются.
– Далеко? – спросил я.
– Дня два пути. Возле того места, где мы останавливались.
Меня кинуло в дрожь.
– Что там такое, вы можете сказать?
Гоблин промолчал. Одноглазый покачал головой.
– Только то, что я рад, что меня там нет.
Невзирая на полное невежество в этом вопросе, я был согласен с ним.
* * *
Внезапно Мурген побледнел и указал поверх книги, которую перед тем изучал, а теперь держал перед собой, словно амулет-оберег:
– Видите!?
Я смотрел на Госпожу и размышлял о своем везенье. Пусть другие занимаются этой ерундой в полусотне миль от нас, вроде поединка каких-то проклятых колдунов, а у меня своих проблем хватает.
– Что? – буркнул я, зная, что он ждет ответа.
– Похоже на громадную птицу! Такую, с крыльями миль в двадцать! И совсем прозрачная!
Я поднял глаза. Гоблин кивнул. Он тоже видел ее. Я посмотрел на север. Молний больше не было, но там явно что-то здорово горело.
– Одноглазый! Твои новые дружки, случаем, не знают, что происходит?
Черный карлик покачал головой. Он надвинул свою шляпу на лоб, чтобы ограничить угол зрения. Эти дела, чем бы они ни были, его здорово напугали. Сам он полагает себя могущественнейшим колдуном из всех, каких только рождала его земля. За исключением, может быть, лишь его покойного брата Там-Тама. И, что бы там ни творилось, оно – не местного происхождения. Чужое.
– Но времена меняются, – напомнил я.
– Только не здесь. А если бы изменились, эти двое знали бы об этом.
Сопатый усиленно закивал, хотя не понимал ни слова. Затем он отхаркнулся и выплюнул в огонь бурый комок.
Я почувствовал, что этот тип, как и Одноглазый, определенно не даст мне соскучиться.
– Что за гадость он постоянно жует?
– Кат, – пояснил Одноглазый. – Легкий наркотик. Не шибко полезно для легких, но, когда он жует, ему плевать, болят там легкие или нет.
Сказано было легко, но – достаточно веско. Мне стало неуютно. Я снова взглянул на север.
– Вроде улеглось.
Остальные промолчали.
– Мы все равно не спим, – сказал я, – а потому давайте паковаться. Надо бы двинуться, как только развиднеется.
Никто не стал возражать. Сопатый кивнул и сплюнул. Гоблин, ворча, принялся собирать вещи. Остальные последовали его примеру. Мурген с заслуживающей одобрения бережностью отложил свою книгу. В конце концов из этого парня выйдет летописец.
И каждый из нас, когда думал, что прочие не заметят его беспокойства, украдкой поглядывал на север.
А я, когда не смотрел туда и не терзал себя, обмениваясь взглядами с Госпожой, пытался оценить реакцию наших новичков. Мы пока что не столкнулись с Колдовством напрямую, однако Отряд вполне может набрести на него по пути. Новички, похоже, испугались не больше, чем старослужащие.
Поглядывая на Госпожу, я размышлял, сможет ли то, что было, с одной стороны, неизбежно, а с другой – обречено, сгладить трещину между нами. А если сгладит – не перекорежит ли все прочие наши отношения? Черт побери, я просто люблю ее – как друга.
Нет на свете ничего столь непоследовательного, иррационального и слепого – и, кстати, просто глупого, – как мужчина, доведший себя до всепоглощающей страсти.
Вот женщины вовсе не выглядят глупо – им положено быть слабыми. А кроме того, положено превращаться в бешеных сук, если их разочаровать.
Глава 13. Немного о последней ночи Лозана
Лозан, Корди Мотер и Нож до сих пор, владели своей таверной. В основном, потому, что получили одобрение Прабриндрах Драха. Но дела шли неважно. Жрецы обнаружили, что не могут управлять пришельцами напрямую, потому объявили их нежелательными персонами. А большинство таглйосцев повиновались тому, что говорят жрецы…
– Живой пример того, сколько в людях здравого смысла, – сказал Нож. – Если бы было хоть чуть-чуть, они бы давно этих попов окунули в реку да подержали часок, чтоб те знали, что они – просто трутни.
– Ты, Нож, кислейший сукин сын, какого я только в жизни видел, – заметил Лозан. – Могу спорить, если бы мы тебя тогда не вытащили, так крокодилы бы тебя выблевали. Прогорклое в пищу не годится.
Нож, усмехнувшись, отправился в заднюю комнату.
– Корди, – спросил Лозан, – как ты полагаешь? Может, эти попы и швырнули его крокодилам?
– Ага.
– Ничего сегодня выручка. В кои-то веки…
– Ага.
– А завтра, значит…
Лозан налил себе полную кружку. Варево Корди в последнее время сделалось куда лучше. Поднявшись, выпил и ударил пустой посудой по стойке.
– Те, кто помрет, приветствуют вас, – сказал он по-таглиосски. – Пейте и веселитесь, детки. До завтра – и далее. За счет заведения.
Он сел.
– Ты знаешь, как снова зазвать к нам публику? – спросил Корди.
– А ты думаешь, надолго мы ее зазовем? Этому быстро положат конец! Ты отлично это понимаешь. Все эти попы навозные… Ах, добраться бы до них!..
Корди молча кивнул. Лозан Лебедь куда больше рычал, чем кусался.
– Значит, вверх по реке, – буркнул Лозан. – Я тебе так скажу, Корди: вот эти ноги пойдут вверх по реке, пока еще в них будут силы двигаться.
– Ну конечно, Лозан. Конечно.
– Ты что – не веришь?!
– Верю, Лозан, верю. Если бы не верил – так не был бы здесь, по самую шею в рубинах, жемчуге и золотых дублонах…
– Слушай, а что ты хочешь от места, о котором никто раньше и не слыхивал? За шесть тысяч миль от границ любой карты?
– Нервы, ребята? – спросил вернувшийся Нож.
– Нервы? Какие нервы? Когда делали Лозана Лебедя, никаких нервов в него не вставили!
Глава 14. Через Длок-Алок
Мы вышли с первыми проблесками света. Путь наш легко катился под уклон, и только в нескольких местах нас ждали трудности с каретой да фургоном Госпожи. К полудню мы достигли первых деревьев. Еще через час первая партия погрузилась на паром. К закату мы уже были, в джунглях Длок-Алока, где всего-навсего десять тысяч видов различных букашек принялись терзать наши тела. И, что для нервов было еще хуже их жужжания, из Одноглазого забил неистощимый фонтан панегириков и од своей родине.
С первого дня моего в Отряде я пытался расспрашивать его о нем самом и его стране. И всякую – малейшую! – подробность приходилось вытаскивать клещами. Теперь же он изрыгал все, что кто-либо только пожелал бы знать, и еще более того. Кроме разве что причин, побудивших их с братцем сбежать из этакого-то земного рая.
