Евгений Лукин - Катали мы ваше солнце
– Погорело… – нехотя ответила Чернава.
– Ну а как погорело-то? Расскажи!
– Да что рассказывать… Кабы я тогда чуть постарше была… Помню только: пожары кругом – дома горят, леса… А потом – стужа. Все как есть морозом сковало…
– А другие, постарше которые? Рассказывали, чай?..
Поднимающееся солнышко съело ночной туман, прояснило дали. Слободка впереди, казалось, была искусно вырезана из мягкого дерева тончайшим лезвием.
– Развалилось, говорят, прямо в небе…
– Солнышко?! – не поверил Кудыка.
– Ну да… Небо сразу черное стало, как ночью. А на землю огненный дождь упал… Весь день головешки горящие сыпались. И еще железки какие-то раскаленные…
– Да ну?.. – только и смог оторопело вымолвить древорез, пытаясь представить жуткое это зрелище. – А потом?
– Какое уж там потом?.. – бросила с досадой Чернава. – Что не сгорело, то вымерзло. Непруху-реку до дна сковало. Света нет, черно, как в дубине… Ну и побежали все кто куда. Кто к вам, кто к грекам, а кто и вовсе на север…
– Неужто и там люди живут?
– Да говорят…
Некоторое время Кудыка шел молча, что-то озабоченно прикидывая.
– Так… – решил он наконец, посопев. – Ты об этом тоже никому в слободке не рассказывай. Даже деду моему. Побить могут…
– Да я и не собираюсь…
Выбрались на слегка припорошенную золой дорогу, по которой прежде что ни день тянулись с Теплынь-озера обозы сволочан.
– Погоди-ка, – сказал вдруг древорез, останавливаясь. – Куда ж это мы идем? Мне на княжий двор надо, к Столпосвяту, а мы – в слободку…
Чернава изумленно оглядела Кудыку – и расхохоталась.
– Прямо так к князю и явишься? Ты на себя посмотри! Вылитый погорелец!..
Древорез крякнул, нахмурился, поскреб бороденку. А ведь верно говорит девка, переодеться надобно… Эх, кабы чуть пораньше, проскочили бы в темноте, никем не зримые. А теперь… Если уж главарь погорельцев прослышал, что волхвы ищут какого-то Кудыку, то в слободке тем более должны об этом знать… Может, как-нибудь по задам пробраться, околодворком?..
– А зачем тебе к князю-то? – заподозрив неладное, спросила Чернава.
– Велено… – уклончиво ответил Кудыка.
Справа на обочине виднелась ничем не огороженная низкая избенка с кривым сугробом вместо крыши. Ни дыма из оконца, ни тропки от окованного льдом порожка. Похоже, загостился где-то хозяин, загулял. То по теремам по боярским, то по ратному делу, а сейчас, надо полагать, вели синеглазого Ярилиной Дорогой прямиком к капищу.
– Да, – молвила Чернава, глядя на убогое это жилище. – Хороша бы я была, кабы на такое сокровище прельстилась. Сложил домок – не надобен и замок…
Что верно, то верно: отродясь ленивый красавец Докука замка на дверь не вешал. Во-первых, не было у него замка, а во-вторых, зачем? Так, привалит дверь камушком, чтоб ветром не мотало, а сам – шапку набекрень и поминай, как звали…
«Или не донесут? – тревожно мыслил тем временем Кудыка. – Да нет, не должны… На волхвов все ныне сердиты, бить вон даже собирались…»
– Вроде лежит кто-то… – вывел его из раздумья голос Чернавы.
И точно, неподалеку от Докукиной хибарки горбом вверх лежал без движения некто в лохматом нагольном полушубке. Подошли, склонились. Кудыка взял мерзлое тело за плечо, отодрал от наста, перевернул на спину. Глазам обоих явилось синевато-желтое опушенное инеем рыло Шумка.
– Вот зверь народ!.. – горестно подивился Кудыка. – Забили все-таки!..
При этих словах опухшее левое веко лежащего дрогнуло и вздернулось через силу.
– Правду… не забьешь… – еле слышно выговорил Шумок в беспамятстве. – Берендей… берендею… волхв…
Кудыка облегченно выпрямился и потер иззябшие руки.
– Жив… – бодро известил он. – Ну, стало быть, и ладно…
– А замерзнет?.. – усомнилась Чернава.
– Поднимется. Не впервой ему… Да и солнышко вон уже пригревает…
Припорошенная золой дорога и впрямь начала уже раскисать, того и гляди капель проклюнется, поэтому дальше двинулись по хрупкой слезливой обочине. Шли, правда, недолго.
– Берендеи!.. – раздался вдруг плаксивый изумленный вопль. – Вы только гляньте! Вконец чумазые распоясались! Средь бела дня по слободке шастают!..
Захлюпал снежок, заскрипели калитки, и вскоре на улочку высыпало человек семь – все с колами. Впереди, засучивая рукава шубейки, косолапо выступал насупленный косматый Плоскыня. Грозен. Брови – что медведь лежат.
– Да вы что? – попятившись, заорал струхнувший Кудыка. – Плоскыня, лихоманка те в бок! Бельма, что ли, отсидел – своих не узнаешь?..
Слобожане инда в коленках просели от неожиданности. Всмотрелись, разинув рты.
– Гля-кося! Никак Кудыка?..
– Он…
– Точно он…
– Держи Кудыку!.. – отчаянно крикнул кто-то, и слобожане кинулись на пришельцев.
Чернава в отличие от привычного к спокойной жизни древореза подхватилась первой. Должно быть, не раз и не два доводилось ей уносить ноги от размахивающей дрекольем толпы. Погорелица дернула суженого за пролокотнувшийся рукав с такой силой, что чуть клок не вырвала. Разбрызгивая синевато-серую перемешанную с подтаявшим снегом слякоть, пробежали они мимо Докукиной избенки, мимо привскочившего Шумка, а по пятам катились топот, плеск, улюлюканье, крики.
– Сто-ой!..
– Держи, лови!..
Шлепнулся с перелетом, закрутился на скользкой обочине вдогонку брошенный кол…
Ножки, ножки! Уносите головушку!.. Кудыка так и не уразумел, улепетывая, с чего это вдруг обиделись на него слобожане. Не за часы же, в самом-то деле!.. В одном он был твердо уверен: поймают – будет плохо.
Взбодренные страхом и вдобавок не отягощенные ни добрыми шубейками, ни дрекольем Кудыка с Чернавой довольно быстро оторвались от погони. Топот за спиной стал пожиже, хотя криков хватало по-прежнему. Достигнув опушки, догадались оглянуться и увидели, что, разевая рот и размахивая руками, их преследует один Шумок. Без кола.
Остановились, резко выдохнули и двинулись навстречу. Шумок разом опомнился и тоже остановился. Кудыка с Чернавой зашли на него с двух сторон.
– Это… – сказал Шумок, заслоняясь на всякий случай. – Смотрю – бегут… Ну и я тоже…
Ни бить, ни орать на него сил уже не было.
– У вас там что?.. – задыхаясь, выговорил Кудыка. – Чердаки у всех попродырявились?.. На своих бросаетесь…
У Шумка забегали глаза. Шмыгнул носом, утерся косматой рукавицей, потоптался, беспомощно разводя руками.
– Да тут, вишь, какие дела-то… – смущенно выдавил он. – Указ-то, стало быть, все-таки царь писал, а не Всеволок…
Кудыка аж обмяк, услышав.
– Да ну?.. А что же князюшка сказывал… Столпосвят-то…
– Ну вот ошибся, значит… – со вздохом отвечал Шумок. – Как только рати поразбежались, он, вишь, и повинную принес царю-батюшке, и с братом своим со Всеволоком замирился… Грех, говорит, попутал, смутьяны всякие с толку сбили… Ну там, понятно, пир на радостях устроили… у боярина у нашего в тереме. И сейчас еще, наверно, гуляют…
