Руфи Руф - Ля-ля, детка!
И вот снова серая, одинокая реальность. Нужно как-то вернуть события, переменить всё, исправить! Ведь так же нельзя! Так жить — невозможно!!! Но приходится. Во времена особенно жуткого отчаяния на меня накатывал транс. Мне начинало казаться, что события моей жизни на самом деле происходят не со мной. Это так утешало! Словно такого человека, как Света не было вовсе. А значит, не было и всех тех страданий, которые мучили Свету. Я словно находилась на гребне огромной круглой волны, над телом, которое больше не казалось моим. Такие "отключки" от себя приносили удивительную радость и надежду. Никаких плохих чувств — беспокойства, или страха я не испытывала. Оно — бесконечное и безбрежное — всегда приходило неожиданно и спонтанно. Его никогда нельзя было удержать насильно, или воссоздать по своему желанию. Эротический сон можно "заказать" своему сознанию, если очень хотеть секса и думать о нем в кровати. Но тут — ничего похожего не происходило! "Оно" само решало, когда ему явиться и как надолго остаться. Это чувство потери своего "я" было со мной летом на детской площадке, когда я с верхушки мачты железного корабля осматривала окрестности. Оно же утешало меня осенним вечером, когда я расстроенная ехала в автобусе из художественной школы. И оно же вело меня перед летними каникулами в универе, после сессии и сдачи учебников в библиотеку. Одиночество. Отчуждение. И такая чудесная погода. Я шла домой и внезапно увидела свое тело с высоты четырех метров… Чувствовала себя при этом так, будто была шариком на нитке и болталась в воздухе. Впритык ко мне на высокой скорости пронеслась машина. А я чувствовала себя абсолютно беспомощной. Если бы иномарка вылетела в тот момент на тротуар, я бы не смогла отреагировать, так как не управляла своим телом. После того как моя рука и бок разошлись с машиной на сантиметр, душа ринулась к телу вниз. Но сопротивление было такое, будто я не опускалась, а наоборот под слоем воды всплывала на поверхность.
16. НЕЛЮБОВЬ МАТЕРИ
Единственный шанс рассказать до конца — это быть спокойной. Держаться в седле. Но зачем? Мои слова — своего рода жалоба. Обвинение. Я это осознаю. Знаю также, что претензии такого рода обычно обращены к моральным банкротам, которые никогда не могут исправить содеянное. Да и сама я кто?! Жизнь — битва, которую надо выдержать до конца, а я уже не выдерживаю. Что-то нарушилось. Слишком много горя. Слишком много хронической печали, которой я говорила: "Потерпи еще немного и ты кончишься. Ведь правда кончишься?" Рана, которая будет с тобой всегда — это нелюбовь твоей матери. Скажут: "Что такого? У тебя давно должна быть своя семья и тот, с кем бы ты трахалась!". "Ты что, маленькая? Сколько тебе лет?". "Зачем забивать себе голову воспоминаниями о детстве, если оно давно ушло?". "Зачем ты зацикливаешься на этом? Что такого страшного, если даже мама никогда не любила тебя?".
Действительно, разве нельзя это пережить и забыть навсегда? Но это моя жизнь, понимаете? Это то, чего никогда не должно было случаться со мной. Все двери — закрыты. Может, меня назовут лгуньей, сумасшедшей. Не поверят. Скажут, что я оправдываюсь и хочу всю вину переложить на других. Нет, не хочу. Я сама делала свой выбор: в профессии, в дружбе, в образе жизни. В моей семье меня достаточно унижали, и всё же на работе я десять лет терпела такие же унижения ради денег. Баста! Терпелка лопнула! Но я не сразу стала такой непримиримой. Слова "субординация", "уважение" и "выполнение" еще вчера были для меня не пустым звуком. В чём же причина? Лента времени отматывается назад. Перед моими глазами мелькают давно забытые воспоминания…
Моя мать никогда не любила меня безусловной любовью. Сначала я не знала этого, просто впитывала всё и верила всему, что она мне говорила. Для мамы — формальные проявления уважения ценятся выше настоящей преданности. И чтобы получить ее любовь, нужно мое безоговорочное послушание, на что я органически не способна. Я отвергала материнскую власть, насилие, которое ставило тупое подчинение выше понимания и нежности…
И после всего этого подчиняться боссу? Просто потому, что он босс? Да ни за что! Только знания и личные положительные качества могут открыть дорогу моему уважению к человеку. И неважно начальник он при этом, или нет. Похоже, я не могу уважать никого: даже своих знакомых. Не уважаю — не доверяю, не доверяю — не уважаю… Кошмар.
Знаете, я пыталась переделать свою мать, сделать ее менее властной, и потерпела неудачу… С работодателями и вовсе бесполезно говорить на эту тему. Никакой закон не в силах защитить людей друг от друга. Они должны сами захотеть быть справедливыми, красиво и с душой устроить свои отношения. Иначе, я не вижу, как перемены к лучшему могут прийти.
17. МЛАДЕНЦЫ И ПЕЛЕНКИ!
Мне рассказывали, что до года я сильно болела, и два раза чуть не умерла. Во время болезней, и ещё некоторое время после них, я мёртвой хваткой держалась за маму. Спустить меня с рук было невозможно. Я не давалась людям в белых халатах, отбрыкиваясь от них, как от смерти. И тогда мне кололи уколы в задницу прямо у мамы на руках. Было больно, я орала и извивалась как червяк. Ничего не помню о том времени, а вот память об уколах жива… Когда Ма говорила мне об этой истории, она выражала недовольство, словно искала корни моих недостатков в прошлом. Хотя причина хватки за материнскую шею до двух лет очевидна — в больничке это был единственный шанс избежать уколов по пять раз в день. А потом страх не отпускал меня какое-то время. С тех пор у меня в руках появилась такая сила, что ни один фотограф не мог отобрать у меня мишку или куклу в фотоателье… Представьте: двое взрослых мужчин тянут меня в одну сторону, а мама за ноги — в противоположную. Я зависаю в воздухе, в позе летящего супермена, но не отпускаю игрушку. Медвежонок начинает трещать по швам, и я ору благим матом, пугая посетителей. Дома, когда я засыпала, игрушки благополучно прятались и относились назад.
Так что вы понимаете… Если я привязывалась к чему-то, или кому-то — то это была очень крепкая привязанность…
18. ЖАВОРОНОК
Когда мы уже жили на новой квартире, отдельной семьей, я не могла спать днём. Вечером я рано ложилась, утром вставала с первыми лучами солнца. И не спала в обед. Три года всё-таки. При попытках выбраться из кровати с деревянным ограждением, конструкция норовила упасть под моим весом на пол. Перила уже не выдерживали меня, когда я перебрасывала свое тело через них. Один раз я перевернулась и расшиблась о пол: больше рисковать не хотелось. Я звала маму, чтобы она выпустила меня из моего загона. Могла звать ее по полчаса, срываясь на крик, но она не приходила… Учила, значит. Почему взрослые считают, что ломать волю ребенка, подчиняя его себе, означает вос-пи-ты-вать? Например моя мать сама не любила в детстве дневной сон, и никогда не принуждала к этому мою сестру. Почему же она принуждала меня? По отношению к себе я всегда, с самого начала, чувствовала холод. Она не любила играть со мной или проводить время. И не проводила. Обычно детей много целуют и обнимают, но с моей мамой мы редко делали и то и другое. На ней, правда, была вся домашняя работа, в которой я не могла еще ей помогать. Но эта её отчужденность была иного рода.
