Андрей Егоров - Стерпор
Вилл Вейньет считал, что драконы – беда Вейгарда и с ними непременно надо бороться. Ящеры же в целом были весьма безобидны – людей они убивали редко, только если их собственной жизни угрожала опасность, как в случае с катапультой. От природы они были миролюбивы, и, если бы не превышающая все допустимые границы разумного жадность, с ними вполне можно было бы сосуществовать. Тем более что ящеры были неплохими собеседниками, охотно вступали в разговор с людьми. Все помнили историю о том, как однажды молодая девушка подружилась с драконом, он катал ее на спине, возил в горы, где они много болтали о всяких пустяках, и все было бы хорошо, если бы однажды она не упала с его спины и не разбилась. После этого дракон некоторое время вился над городом, повсюду раздавался его жалобный крик, а потом он и вовсе не захотел жить и бросился грудью на скалы… Вот такая история, в которую я поначалу не очень-то поверил. Но поскольку мне многократно пересказывали ее, для большей убедительности выпучив глаза, я начал думать, что, возможно, все так и было.
… Вилл встретил меня довольно радушно, сказал, что рад моему выбору и постарается найти мне применение при дворе. Его слова меня несколько насторожили. Что еще за применение при дворе? Неужели он думает, что я собираюсь работать на благо его короны? Пусть и не надеется. Однако я решил не придавать значения высказываниям брата – может, он просто оговорился.
Мне выделили белокаменные апартаменты с небольшим фонтаном в центре гостевого зала, в котором при желании можно было даже утопиться… ну или поплавать, что я и проделывал, когда сильно уставал от употребления светлого эля. Эль в немалой степени способствовал моим рассуждениям о собственном предназначении в этой жизни. Его я употреблял целыми бочками, ощущая, сколь благотворно он действует на мой организм и мозг… Мои мысли плыли спокойно, почти полностью растворенные его терпкой горечью, я думал о том, что когда-нибудь, возможно, все изменится для меня, я буду мудр и седовлас, я буду управлять страной, пусть даже небольшой, и мой народ будет любить меня за светлую голову и творческий подход в решении государственных вопросов…
Вилл был характера деятельного, бурного, он обладал врожденной инициативностью, ему всегда нужно было что-то переделывать, искоренять, выкорчевывать, разрушать и заново строить. Вейгард он немедленно переименовал в Виллгард, чем нимало меня позабавил. Да еще заставил летописцев внести изменения во все государственные списки. У главного летописца от пережитых волнений появилась омерзительная сыпь по всему телу, в том числе и на лице, после чего со своей должности он был немедленно уволен. «Таким нервным не место на посту государственного служащего, – сказал Вилл, – к тому же у тебя, похоже, проказа». «Нет у меня никакой проказы!» – закричал летописец, но стражи его взяли под руки и увели.
Увековечив таким простым способом свое имя, Вилл приказал каждого, кто в приватной беседе, по недомыслию или по злому умыслу, назовет его королевство Вейгард, подвергать публичной порке, невзирая на общественное положение совершившего проступок. Поскольку название государства – Вейгард сильно укоренилось в сознании граждан, порка очень скоро стала для них вполне привычным делом. Проходя в середине дня по центральной площади, я почти каждый день наблюдал чью-нибудь раскрасневшуюся задницу, по которой уставший палач, стирая с лица тяжелой ладонью пот, звучно хлопал кожаным ремнем. Немного поодаль ожидали своей очереди несколько унылых бедняг со спущенными штанами, чей язык тоже работал быстрее, чем мозги. Палача вскоре пришлось заменить – этот не выдержал темпа работы и умер прямо на рабочем месте – схватился за грудь, пошатнулся и, рухнув на колени, уткнулся в очередную выпоротую задницу костистым носом.
Инициативность Вилла была весьма своеобразной – ни одно свое начинание он не мог довести до конца. К тому же мыслил он не конструктивно, как многие активные правители, а исключительно деструктивно. К примеру, если Вилл брался за строительство новой плотины, то больше всего его вдохновляло в этом деле разрушение старой. Когда же после бешеного темпераментного начала, яростных команд, отдаваемых с неизменным энтузиазмом, кроваво-красных лозунгов «сделаем большое дело быстро и хорошо» над головами плотина оказывалась разобранной, Вилл мгновенно остывал к строительству и пускал дело на самотек. В случае с плотиной это обернулось причиной затопления отдельных территорий и нехваткой воды в городах Виллгарда.
Виллгарда… Виллгарда… Слава богу, что я всегда был сообразительнее многих и сразу же научился произносить Виллгард, а не то принципиальность Вилла и меня подвергла бы прилюдной порке. А такое оскорбление я не смог бы простить… Пришлось бы стереть королевство Виллгард с лица земли…
После неприятности, случившейся с плотиной, народ остался без воды, а моего брата уже занимал очередной безумный прожект. По королевству стали бродить агитаторы, они дули в медные трубы и кричали: «Все на борьбу с драконами! Формируется противодраконье воинство Виллгарда»… Все это означало, что Вилл задумал извести летающих ящеров навсегда. Хорошо еще, что он оставил свои первоначальные планы отправиться во главе отряда истребителей, а послал вместо себя своего первого советника – герцога Бевиньи: вооруженная до зубов экспедиция бесславно сгинула в скалистых горах. Вторая, отправленная через несколько месяцев, наткнулась на останки своих погибших сограждан и позорно вернулась через пару недель, так и не обнаружив ни одного дракона, но зато вдоволь наголодавшись и намучившись от жажды.
Герцог Бевиньи немедленно стал в Вилл гарде национальным героем, его портрет в черной раме украсил королевскую галерею, а Вилл выступил перед народом и рассказал о героической кончине их любимого герцога… Справедливости ради надо заметить, что до появления инициативного Вилла Вейньета он успешно правил Вейгардом без каких-либо потрясений и лишних проблем. Народ любил его, и герцог платил им взаимностью – вейгардцы работали четыре дня в неделю, а налог был настолько смешным, что заплатить его мог даже нищий со своего скудного подаяния. Появление моего брата с его неуемным энтузиазмом очень быстро погубило несчастного герцога и сделало народ куда менее счастливым.
А Вилл продолжал лучиться идеями. Поскольку у него под боком оказался я, он не оставлял надежды и меня привлечь к какой-нибудь общественно полезной деятельности. То, что я с самого начала не придал значения его словам, было серьезнейшим упущением с моей стороны. Сначала он решил сделать меня первым испытателем летающих шаров, которые изобрел его научный совет во главе с абсолютно безумным и дряхлым Антуаном Пикином, но я решительно отказался. И правильно сделал, потому что испытания закончились полным провалом: восемь пострадавших с ожогами, несколько отделавшихся легкими ушибами. И единственный погибший. Угадайте кто… Правильно – испытатель.
