Джон Толкин - Неоконченные предания
Элеммакиль приветствовал его и произнес:
— Вот, я привел сюда Воронве Аранвиона, вернувшегося с Балара; а это чужестранец, которого Воронве привел сюда, ибо тот просит дозволения видеть короля.
Эктелион обернулся к Туору, но тот закутался в свой плащ и молча смотрел в лицо Эктелиону; и Воронве показалось, что Туор оделся туманом и стал выше ростом, так что верх его остроконечного капюшона возвышался над шлемом эльфийского владыки, словно гребень серой волны, вздымающейся над берегом. Эктелион же вгляделся в Туора зоркими очами и, помолчав, сурово произнес[32]:
— Ты пришел к Последним вратам. Знай же, что ни один чужестранец, пройдя их, не выйдет отсюда, разве что дорогой смерти.
— Не накликай беды! Если посланец Владыки Вод выйдет этой дорогой, все живущие здесь последуют за ним. Не преграждай пути посланцу Владыки Вод, о Владыка Фонтанов!
Воронве и все, стоявшие вокруг, в изумлении воззрились на Туора, дивясь его словам и его голосу. И Воронве показалось, что он слышит другой голос, мощный, но взывающий издалека. А самому Туору показалось, что он слышит свой собственный голос со стороны, словно кто–то другой гласит его устами.
Несколько минут Эктелион стоял молча, всматриваясь в Туора, и постепенно лицо эльфийского владыки исполнилось благоговения, словно в серой тени плаща Туора он узрел какие–то дальние видения. Потом он низко поклонился, подошел к ограде и возложил на нее руки, и по обе стороны от столпа с Венцом распахнулись створки ворот. И Туор вошел и, выйдя на зеленый луг, взглянул на раскинувшуюся внизу долину и увидел средь белых снегов Гондолин. И долго стоял он и смотрел, не в силах отвести глаз; ибо наконец узрел он свою мечту, являвшуюся ему во сне.
Так стоял он, не говоря ни слова. И молча стояли вокруг него гондолинские воины; были тут воины от каждого из воинств Семи врат, а их вожди и военачальники восседали на конях, белых и серых. В изумлении взирали они на Туора, и у них на глазах плащ его соскользнул на землю, и он явился пред ними в могучих доспехах из Невраста. И немало там было таких, кто видел, как сам Тургон повесил эти доспехи на стену над высоким троном Виньямара.
И тогда Эктелион наконец заговорил и сказал:
— Не нужно других доказательств; и даже имя сына Хуора не столь важно, как то, что сей воистину прислан самим Улмо[33].
Нарн и Хин Хурин
Хадор Златовласый был владыкой эдайн и верным другом эльдар. Всю свою жизнь он служил Финголфину, который отдал ему во владение обширные земли в той части Хитлума, что звалась Дор–ломин. Дочь Хадора Глоредель вышла замуж за Халдира, сына Халмира, владыки людей Бретиля, и в тот же день сын Хадора, Галдор Высокий, женился на Харет, дочери Халмира.
У Галдора и Харет было два сына, Хурин и Хуор. Хурин был старше на три года, но ростом ниже других людей своего племени — этим он вышел в родичей матери, — всем же прочим был он подобен своему деду Хадору: белокожий, златовласый, могучий телом и пылкий духом. Пылкий, но не вспыльчивый — нрав у него был ровный и непреклонный. Замыслы нолдор были ему ведомы лучше, чем всем прочим людям Севера. Брат его, Хуор, был высок — из всех эдайн он уступал ростом лишь сыну своему Туору. Хуор был хорошим бегуном — но если путь был долог и труден, Хурин опережал брата, ибо умел сохранить силы до конца пути. Братья очень любили друг друга и в юности почти не разлучались.
Хурин взял в жены Морвен, которая была дочерью Барагунда, сына Бреголаса из дома Беора, и потому приходилась близкой родней Берену Однорукому. Она была высокая, черноволосая, и за ее красоту и дивный свет очей люди прозвали Морвен Эледвен, Прекрасная, как эльф. Но нрав у нее был суровый и гордый. Горести дома Беора омрачили ее сердце — ведь она пришла в Дор–ломин беженкой из Дортониона, после Браголлах.
Старшего из детей Хурина и Морвен звали Турином. Родился он в тот год, когда Берен пришел в Дориат и повстречался там с Лутиэн Тинувиэль, дочерью Тингола. У Хурина и Морвен была еще дочь, по имени Урвен, но все, кто знал Урвен за ее короткую жизнь, звали девочку Лалайт, Смешинка.
Хуор взял в жены Риан, двоюродную сестру Морвен. Риан была дочерью Белегунда, сына Бреголаса. Злой рок судил ей родиться в те страшные годы с нежной душой — она не любила ни охоты, ни войны, лишь леса да полевые цветы были дороги ее сердцу. Она хорошо пела и умела слагать песни. Два только месяца прожила она с Хуором — а потом он ушел вместе с братом в Нирнаэт Арноэдиад, и Риан не видела его более[34].
После Дагор Браголлах и гибели Финголфина страшная тень Моргота расползалась все шире с каждым годом. Но на четыреста шестьдесят девятый год от возвращения нолдор в Средиземье в сердцах эльфов и людей вновь пробудилась надежда, ибо разнесся слух о деяниях Берена и Лутиэн и о том, как Моргот был посрамлен на самом своем троне в Ангбанде, и говорили, что Берен и Лутиэн то ли еще живы, то ли умерли и воскресли из мертвых. В тот год великие замыслы Маэдроса были близки к исполнению, эльдар и эдайн набрались новых сил, и удалось остановить наступление Моргота и выбить орков из Белерианда. Пошли разговоры о грядущих победах, о мести за поражение в битве Браголлах, о том, что Маэдрос поведет в бой все силы эльфов и людей, и загонит Моргота под землю, и заколотит Врата Ангбанда.
Но мудрые беспокоились — им казалось, что Маэдрос поторопился обнаружить свою растущую мощь, и теперь Моргот успеет приготовиться.
— В Ангбанде вечно плетутся какие–нибудь новые козни, о которых не догадываются ни эльфы, ни люди, — говорили они.
И в самом деле, той же осенью с Севера, из–под свинцовых небес, налетел дурной ветер. Злым Поветрием прозвали его, ибо он принес чуму, и в северных землях, что примыкали к Анфауглиту, в конце года случился большой мор среди людей, и умирали прежде всего дети и подростки.
В тот год Турину сыну Хурина было всего пять лет, а сестре его Урвен исполнилось три ранней весной. Когда она резвилась на лугу, волосы ее мелькали в высокой траве, словно желтые лилии, и смех ее звенел, как веселый ручеек, что сбегал с холмов и струился за домом ее отца. Ручеек тот звался Нен–Лалайт, и девочке тоже дали прозвище Лалайт, и все домашние были счастливы, пока она жила среди них.
Турина же любили меньше. Черноволосый, как его мать, он и нравом обещал выйти в нее: он редко смеялся и мало говорил, хотя говорить научился рано и вообще выглядел старше своих лет. Турин не забывал обид и насмешек. Горячностью он вышел в отца, и мог быть несдержан и даже неистов в гневе. Но умел он и сострадать, и не раз плакал, видя боль или горе живого существа, — в этом он тоже походил на отца: Морвен была сурова и к себе, и к другим. Мать Турин любил — она говорила с ним коротко и ясно. Отца он видел мало — Хурин редко бывал дома, он охранял восточные рубежи Хитлума вместе с воинством Фингона. Когда Хурин приезжал домой, его быстрая речь, пересыпанная непонятными словами, намеками и шуточками, смущала Турина, и потому он побаивался отца. В ту пору больше всего Турин любил свою сестренку Лалайт. Он редко играл с ней — чаще прятался где–нибудь и незримо охранял ее, любуясь, как она бегает по лугу или по лесу, напевая песенки, что слагали дети эдайн в те дни, когда язык эльфов был еще нов их устам.
