Михаил Белозеров - Месть самураев
– Пошли, – хмыкнул Язаки, открывая дверь в капитанскую каюту. – Все пополам!
– Еще чего! – возразил Бугэй. – Не буду я делиться с тобой! Все мое!
Ему действительно не хотелось ни с кем делиться. Перед глазами все еще стояла харчевня в порту Хаката и он – Бугэй, с важностью принимающий гостей. Ради этого он готов был убить кого угодно.
– Ладно, – как-то подозрительно быстро согласился Язаки. – Мне-то что? Я тебе хотел помочь, а ты не соглашаешься.
– Ну? – недоверчиво прогудел Бугэй, окончательно приходя в себя. – В чем мое согласие?
– Мы сражались? – спросил Язаки.
Бугэй не узнавал такого Язаки. С каких это пор толстяк научился рассуждать? Обычно Язаки больше ел, чем думал. Белки его глаз светились, как у волшебной собаки – тэнгу.
– Сражались, – кивнул Бугэй, полагая, что дальше этого логического вывода он ни за что не двинется.
– Стало быть, деньги принадлежат всем! – выдал Язаки.
Впервые Бугэй пожалел, что не носил оружия. Убить бы этого поганца и бросить в море. А утром сказать, что Язаки напился и выпал за борт – тем более, что с правой части носа ограждение отсутствует напрочь.
– Ты хочешь моей смерти? – осведомился Бугэй, закрывая поплотнее дверь в каюту.
Они находились в первой комнате, где у кантё был кабинет, где он делал расчеты по карте и любил предавался размышлениям с кувшином сакэ. В темноте Бугэй безуспешно поискал глазами что-нибудь такое, чем можно было двинуть Язаки по голове и забыть о его существовании.
– Что ты?! Что ты? Нет, конечно. Просто с друзьями положено делиться, – высказал истину Язаки. – Иначе я позову Акинобу и представлю все дело так, что поймал тебя за воровством.
Как назло Акинобу прошелся поперек мостика, и они долго вслушались в его шаги – не несет ли это какой опасности?
– Ладно, – горячо зашептал Бугэй. – Треть драгоценностей твоя.
– Нет! – уперся Язаки, делая вид, что готов шагнуть за порог и поднять тревогу. – Все пополам!
– Ти… – поморщился Бугэй, подумав, что у него еще будет время расправиться с Язаки.
– Ну вот и молодец! – похвалил его Язаки, решив, что уговорил друга. – Показывай!
Бугэй со злостью толкнул дверь непосредственно в каюту, и они нос к носу столкнулись с кантё Гампэй. У Бугэй подкосились ноги. Он сразу узнал хозяина, чье красное шарообразное лицо и особенно сверкающие глаза источали огненный свет, хотя в каюте было темно и только робкий луч луны падал в окно. Бугэй охватил ужас, он потерял способность двигаться и мыслить, потому что, как и все, свыкся с фактом гибели капитана.
Язаки хотел было закричать, но язык присох к нёбу, и момент был упущен. А когда заметил в руках кантё кривой индийский нож, у него вообще пропало всякое желание шевелиться. Его прошиб холодный пот. Рот открылся, и Язаки превратился в истукана.
– Рот закрой, – сказал Гампэй.
– Чего?… – моргнул Язаки.
– Рот закрой.
– Ага… – и Язаки послушно щелкнул зубами.
Руки у него, что говорится, опустились. Не было сил ни сопротивляться, ни даже говорить. В голове крутились несколько вариантов развития событий. Можно было сказать, что он любит кантё всей душой и всегда любил – с того самого момента, как взошел на борт джонки, и признает его власть над собой. А сражался он просто так, – потому что все сражались. Можно было попросить прощения и вообще, пасть в ноги, целовать его сандалии и, главное, сказать, что с этого момента он будет служить только ему – кантё Гампэй – всегда, верой и правдой до конца дней своих. Еще как вариант захотелось куда-нибудь убежать, закопаться, спрятаться и забыть все это, особенно страшное лицо кантё, как дурной сон. Зачем они сюда с Бугэй пришли, Язаки забыл напрочь.
– Вот что, бакаяро, – зло произнес кантё. – Если поможете – не умрете! Ялик цел?
Целая кокой понадобилась Язаки и Бугэй, чтобы осознать вопрос.
– Цел, таратиси кими, цел! – обрадовались они.
– На палубе. Только ящиками завален… – прочистив горло, добавил Бугэй.
– Ты ли это, повар? – спросил кантё, вглядываясь в распухшее, черное лицо Бугэй. – Что-то я тебя не узнаю.
– Я, таратиси кими, я… Ваши собачки покусали.
Кантё Гампэй засмеялся так, словно пролаял:
– Бог шельму метит! А я надеялся, что Натабура! Хотел с ним расквитаться. Но, видать, в следующий раз.
– Да, таратиси кими, да… – Бугэй поклонился.
– Отлично. Дождемся, когда Акинобу пойдет сменяться.
– Сейчас, уже недолго, – подобострастно сообщил Язаки и почувствовал, что льстиво улыбается.
Накануне он услышал разговор между Акинобу и Натабурой и был в курсе дела, когда чья вахта начинается.
– Если все пойдет нормально, ты, – кантё ткнул пальцем в Бугэй, – получишь полный расчет. А ты, – кантё посмотрел на Язаки так, что он едва удерживал себя оттого, чтобы не упасть на колени и не попросить прощения у грозного капитана, – ты получишь один рё. И поверь, это очень хорошая цена за то, что ты хотел ограбить меня.
– Да, сэйса, – пролепетал Язаки.
Он совершенно забыл, что за поясом у него торчит тот самый меч, который он взял у каменного генерала и которым накануне хвастался перед всеми.
– Ну и отлично. А теперь иди посмотри, что делает Акинобу!
Язаки послушно покинул каюту и заглянул на мостик.
– Его нет, – сообщил он в приоткрытую дверь, не зная, радоваться ему или нет.
– Идите приготовьте ялик. И не шуметь там! А то зарежу!
Дружки отправились на палубу.
– Может, сбежим? – предложил Язаки.
Но сговориться они не успели. Страшная тень кантё надвинулась на них. Капитан тащил огромный мешок. Только теперь Язаки пожалел, что не обладает такой же волей, как его самый лучший друг – Натабура. Будь у меня такая воля, я бы все драгоценности вмиг отобрал, подумал он, перетаскивая эти демонские ящики с гвоздями, которыми был завален ялик.
А Бугэй понял, что самый главный тайник он так и не обнаружил, и сердце его заныло от дурного предчувствия: мечта о харчевне таяла как утренний туман. Осталась еще маленькая надежда, что благородный кантё Гампэй проявит великодушие и добавит пару рё за верность к той сумме, которую обещал.
– Шевелитесь! – приказал кантё, словно ненароком показывая широкий кривой нож.
Он понимал, что чем дольше они будут возиться, тем быстрее придут в себя.
Кряхтя и помогая друг другу так, словно взялись тушить пожар, Язаки и Бугэй перевернули ялик, подтащили его к дырке ограждения и столкнули на воду. Бугэй держал носовой конец. Сразу стало слышно, как под яликом журчит вода.
Грозный кантё бросил в ялик мешок, затем прыгнул сам и скомандовал:
