Стив Виттон - «Sacred: Кровь ангела»
Зара задумчиво смотрела на Фалька. Казалось, воительница проникла в самую глубину его души, увидела все его скрытые грешки и тайны. Затем она вздохнула:
– Ну, хорошо. Ты можешь поехать со мной, если хочешь. Но предупреждаю тебя: не задавай лишних вопросов и не путай мне планы, иначе твое тело станет на голову короче.
Уголки рта Фалька поползли верх.
– Я знал, знал, что у тебя есть сердце! Тот, кто ненавидит злых, не может быть плохим человеком! – Ухмыляясь, он посмотрел на Яна. – Я надеюсь, что в Мурбруке заготовлено достаточно виски, ведь через короткое время нам будет что отпраздновать. Не пройдет и недели, как мы убьем зверюгу и протащим ее за хвост по деревне. Ведь так, Зара?
Но Зара молчала. Она уже жалела о своем согласии на эту авантюру. Но она дала слово Яну. А поскольку не было никакого другого места, к которому она была привязана, и никого, кто ее ждал, то Мурбрук оказывался не хуже и не лучше любого другого населенного пункта Анкарии. Нет, он был даже лучше других, так как там, по крайней мере, ее ждало дело.
Вероятно, решающим для согласия и было то, что у нее снова появилось дело.
Но имелась и еще одна причина. Причина, в которой Зара сама себе едва ли могла сознаться.
Уже так много времени прошло с тех пор, когда она в последний раз встречала человека, возлагавшего на нее надежду и доверявшего ей.
ГЛАВА 9
Над густым пологом леса рассвет протянул свои первые нежно-розовые лучи к горизонту, когда Фальк, Ян и Зара забрали в лагере грабителей все, что посчитали пригодным, и отправились по лесной дороге дальше на юго-восток. Зара ехала на Кьелле впереди, Фальк и Ян сидели на лошадях грабителей; остальных лошадей Фальк, привязав длинной веревкой к седлу, вел за собой. Зара хотела отпустить их, но Фальк придерживался мнения, что три дополнительные верховые лошади никогда не повредят. Зара предполагала, что по дороге он попытается обменять лошадей на золото. Впрочем, это было его дело; до тех пор, пока он заботился о лошадях и не обременял спутников.
После того как Зара объявила себя готовой сопровождать Яна в Мурбрук, они молча поужинали вальдшнепом и молча наблюдали, как ночь все ближе опускается к костру.
Сейчас они, тоже не говоря лишних слов, ехали по лесной дороге.
Солнце медленно поднималось, местами сквозь густую листву падали светлые вертикальные полосы и образовывали на дороге сложные, путаные рисунки. Чуть колыхался легкий туман над землей, при каждом шаге лошадей вздымавшийся, словно дым. Лесные животные вели себя спокойно, и только уголком глаза Зара заметила, как белочка с распушенным красным хвостом взбежала вверх по стволу. До полудня они скакали молча, затем Фальк вырвался вперед, приблизился к Заре и сказал:
– Ну, что ты скажешь? Может, остановимся на привал, чтобы подкрепиться и дать лошадям передышку?
Зары бросила на него косой взгляд.
– Если ты проголодался, на!
Она пошарила в сумке и бросила ему, а затем и Яну по куску хлеба. Ян ловко его поймал и с благодарностью кивнул. Неторопливо откусывая хлеб, одной рукой придерживая поводья, он скакал рысью на гнедой лошади наискосок позади Зары, пока к нему не присоединился тоже жующий Фальк. Фальк проглотил последний кусок и спросил:
– Ян, теперь, когда мы вместе едем в Мурбрук, не расскажешь ли нам подробности о звере? Я имею в виду, что вообще известно о чудовище?
– На момент моего отъезда зверь растерзал уже десятерых, – угрюмо ответил Ян и снова взял поводья обеими руками.
Удивленная Зара повернула голову:
– Десять человек?
Ян кивнул.
– Все – молодые женщины из Мурбрука и его окрестностей, – подтвердил он. – Самой старшей был двадцать один год, самой младшей четырнадцать. Первую жертву звали Свенья. Однажды днем она отправилась на болото, чтобы набрать торфа, и не вернулась. Ее семья очень волновалась, и люди, собравшиеся на поиски, той ночью прочесали с факелами и собаками близлежащее болото, но безуспешно. Мы нашли ее только на следующее утро, окоченевшую и изуродованную почти до неузнаваемости.
Он смолк, задумавшись, уголки его рта подрагивали. Ему потребовалось некоторое время, чтобы собраться с силами и продолжать рассказ:
– Сначала жители Мурбрука предположили, что на девушку напал бешеный волк, но с того дня зверь каждые два-три дня находил себе новую жертву, большей частью с наступлением сумерек. С каждой из них я был знаком. С двумя говорил еще в день их смерти, одна всего за несколько часов до смерти занесла мне банку огурцов. Ее звали Кати – добрая, беззаботная крошка, которая никогда никому не сделала ничего плохого. Она мне часто рассказывала, что однажды уедет из Мурбрука, чтобы устроиться горничной при дворе короля. И вот она пала жертвой лютого зверя. – Он вздохнул. – Кто знает, кого чудовище еще забрало за время моего отсутствия.
Он смолк, с тревогой устремив взгляд вдаль, когда задумался об оставленных дома дорогих его сердцу людях.
Зара позволила Яну некоторое время предаваться мрачным мыслям. Затем спросила:
– Эти женщины… было ли у них еще что-нибудь общее, кроме пола и возраста?
Ян мрачно кивнул:
– Зверь всем им вырвал сердце.
– Сердца находили рядом с жертвами?
Ян покачал головой:
– Нет.
– Десять жертв, – пробормотала Зара. – Все молодые женщины, у которых было вырвано сердце… Это не похоже на животное. Немногие из зверей нападают на людей, к тому же беспричинно, и даже если животное предпочитает определенную добычу, совпадения никогда не будут настолько очевидными. – Она посмотрела на Яна. – Откуда вы вообще знаете, что имеете дело с животным?
– Несколько людей видели зверя, – объяснил Ян. – Один охотник подошел, когда монстр как раз терзал свою жертву. И хотя зверь сразу убежал, в лунном свете охотник смог его хорошо разглядеть. Он сказал, что зверь почти такой же большой, как человек, с крупным черепом, огромными лапами и мощной пастью, полной длинных острых зубов. Глаза твари пылали в темноте, как раскаленные угли. Охотник сказал, что никогда не видел такого огромного волка, но другие придерживаются мнения, что это скорее не волк, а какой-то невиданный до сих пор зверь. Животное настолько подлое и жестокое, что по сравнению с ним даже самый жуткий бешеный волк покажется ласковой комнатной собачкой. Даже старики не могут припомнить ни одного, сравнимого с ним в свирепости зверя.
Он поднес было ко рту кусок хлеба, но, прежде чем откусить, передумал и убрал его в сумку; очевидно, после таких воспоминаний аппетит у него пропал.
Его можно было понять: сказанное звучало не очень приятно.