Феликс Крес - Страж неприступных гор
— Кто просит?! — крикнул кто-то.
Княжна Риола Ридарета обычно носила пышную гриву до бедер, иногда косу — так что не сразу стало понятно, кто эта грудастая девица с короткими волосами, собранными в два смешных хвостика. Наконец кто-то заметил повязку на глазу. Звеня серебром на лодыжках босых ног, она поднялась на помост и в соответствии с требованиями традиции встала на колени… вернее, села, подвернув под себя ноги. С трудом дыша, она обвела полубессознательным взглядом толпу, солдат, почтенных старцев из городского совета и привязанных к кольям несчастных.
— Смилуйтесь над ними, — сдавленно проговорила она.
Обычай слегка отличался деталями, в зависимости от архипелага, но суть его состояла в том, что любой, не являвшийся осужденным или его родственником, имел право вступиться за него, прося заменить смертный приговор пожизненным изгнанием. Однако просьбу свою он подкреплял согласием разделить судьбу изгоняемого, таким образом ручаясь, что не даст тому вернуться. С этого момента ни осужденный, ни его спаситель не могли ступить на родной остров, любой же увидевший их на запретной земле имел право убить их как паршивую собаку. То был старый обычай — однако всем было ясно, что его не удастся распространить на полторы сотни убийц. Таким образом можно было бы освобождать целые армии, взятые в плен во время военных действий! Суровые отцы города уже поняли, кто просит о помиловании, но проблем из-за этого становилось еще больше. Если бы какая-то женщина из толпы выбрала одного из негодяев… скажем, влюбленная в него… Но наследница княжеского трона, как бы к ней ни относились, не могла забрать с Агар полторы сотни человек и исчезнуть вместе с ними навсегда. Островами управлял — пока недолго, но, как все видели, жестко — приемный отец этой девушки, готовый задать отцам города вежливый вопрос о том, что склонило их к изгнанию его дочери, которая, несомненно, имела право на миг слабости.
— Это невозможно, — сказал самый почтенный из старцев и откашлялся. — Ваше высочество просит о невозможном. Это… эта просьба противоречит обычаю.
Толпа молча ждала. Даже осужденные сдерживали стоны — кроме нескольких, не сознававших, где они и что с ними происходит.
— Нет, ваше высочество, — снова послышался старческий голос. — Этот обычай касается одного осужденного, который может быть казнен или приговорен к изгнанию. Но никто и ничто не помешает этим людям… такому количеству людей вернуться на Агары, если они захотят. И притом с оружием. Нет, госпожа. Приговор должен быть исполнен.
Ридарета подняла голову и закричала что было сил:
— Раладан! Ра-ла-да-ан!
— Я здесь, не кричи, — раздалось в ответ.
Скинув с головы капюшон плаща, князь вышел из толпы и взобрался на помост. Днем, когда он шел по улицам, его приветствовали как уважаемого жителя города, угощали рыбой на рынке… Но теперь происходило нечто необычное, неизмеримо важное. И все — толпа, городские урядники, даже палачи — склонились перед правителем княжества, в руках которого была жизнь стольких людей. Солдаты ударили копьями о щиты, отдавая честь.
Раладан наклонился, почти касаясь лбом поднятого лица девушки, и тихо спросил:
— Что ты творишь?
— Я? — еще тише ответила она, с безграничной горечью и недоверием, медленно качая головой.
По ее щеке сползла тяжелая капля.
Раладан выпрямился, посмотрел на толпу, на осужденных у столбов и неподвижный строй солдат. Он смотрел и смотрел, не в силах отвести взгляда.
Откуда-то из середины строя раздался сильный и решительный голос, по которому многие узнали коменданта Ахагадена.
— Капитан разделит судьбу с подчиненными!
В толпе послышался ропот.
— Ваше высочество! — крикнул Ахагаден и добавил, чтобы никто не сомневался в том, к кому он обращается: — Княжна!
Комендант вышел перед строем, взял у солдата щит и копье и громко ударил ими друг о друга. Он повторил салют, и вскоре пятьсот вооруженных до зубов пехотинцев шумно отдавали честь женщине-капитану, которая хотела быть вместе со своими солдатами. Войско, ненавидевшее стаю с «Гнилого трупа» больше кого-либо другого в этом городе, поддерживало просьбу Слепой Тюленихи Риди. Сперва неуверенно, потом все громче их поддержали горожане, в ритме салюта хлопая в ладоши. Настроение толпы бывало порой переменчиво…
Собственно, эти, у кольев, никого не убили…
Какая-то пушка наверняка выстрелила сама…
В таверне заронили огонь, бывает…
Толпа ревела, прося и настаивая.
Раладан повернулся к старцам из городского совета. Всем вместе им могло быть под тысячу лет. Он покачал головой и еще какое-то время молчал.
— Помиловать, — наконец сказал он вопреки своему жесту. — Изгнание вместо смерти.
Повернувшись, он сошел с помоста в расступающуюся толпу и направился прямо во дворец, даже не взглянув на Ридарету.
Помилованных отвели или отнесли на «Гнилой труп», где они должны были сидеть связанные и под стражей до тех пор, пока не будет решено, каким образом выдворить их с острова. Офицерам и всем женщинам из команды предоставили некоторую свободу — их не стали связывать, чтобы те могли заботиться о раненых. Последних тоже не связывали — в том просто не было необходимости.
Команду поместили в трюм, а в носовом кубрике расположились солдаты.
Риди находилась со своими парнями.
По палубе, среди остатков кормовой надстройки, где когда-то размещалась каморка, гордо именовавшаяся капитанской каютой, бродил Мевев Тихий, за которым подозрительно наблюдали стражники Ахагадена. Какое-то время он шумно рылся среди обломков, наконец вернулся в трюм, неся тряпки, которые в свете немногочисленных висевших в трюме фонарей оказались матросскими штанами и полотняной рубахой. Это были вещи Ридареты.
Та сидела в одиночестве, в самом темном углу, прислонившись к шпангоуту.
— Снимай все это, капитан, — сказал Мевев, показывая на ее юбку и рубашку.
Она удивленно посмотрела на него.
— Снимай.
— С ума сошел? Зачем?
— Снимай.
Она пожала плечами и вздохнула.
— Хочешь меня прямо сейчас… того? Иначе просто не пойму.
— Мне нужны твои вещи.
— А того, что ты принес, не хватит?
Офицер задумался. Проблема, похоже, была и впрямь нешуточная.
— Собственно… ну, может, и так. Какая разница. Порву это.
— Рви, — с полнейшим безразличием разрешила она.
Помогая себе зубами, Мевев оторвал от рукава принесенной рубашки узкий кусок материи и старательно завязал его на запястье.
