Алинна Ниоткудина - Ключ от радуги
— Ну что, мальчик мой, дойти сможешь? Поднимайся к себе. Как же ты вырос, мне тебя при всем желании не донести. Ну, весь в отца, такой же. Ох, бедная Алкена…, - и асса Хеллана поднесла к глазам вышитый платочек эльфийской работы, пропитанный их же парфюмом.
Тетушка Хелли выглядела свежо и жизнерадостно, она была такой, какой я ее помнил в саду Ричелита, одетую как на прием в резиденцию. Согласно патента, ее цвет зеленый, и он, безусловно, ей идет. Ей удобно одеваться в эльфийском магазине, эльфы тоже неравнодушны к зеленому.
— Ну, иди, я сейчас чайку принесу. Некому о тебе позаботится, совсем ты один.
Провал… черный провал сна…
Я опять у себя в комнате, окно раскрыто, доносятся родные каравачские запахи. Сквозь угнетающую дрему слышу стук в дверь.
— Войдите, — ответил я не своим голосом. Прозвучало странно, — спокойно, прохладно, хотя тетушку Хелли я сейчас хотел видеть меньше всего.
— Одрик, попей чайку. Вот я тебе и булочек принесла, твоя бабушка говорила, что ты такие любишь, — произнесла она приторным, как сердцевинка только что раскрывшегося бутона красного шипоцвета, голосом, но, в отличие от милого цветка, насквозь фальшиво. Наверное, я не смог скрыть на лице явного неудовольствия, вдобавок, ненавижу эльфийскую вонищу.
— Если вы настаиваете, асса Хеллана.
— Одрик, ты бы мог называть меня просто Хелли, Я же тебе родственница. Пусть не очень близкая, но ведь ближе у тебя никого нет.
Тетушка присела на дальний край кровати, спрятала в ладонях лицо.
— Твоя мама была права, я ужасный человек. Да, я ей завидовала. Может быть потом, когда-нибудь, ты поймешь почему, — она всхлипнула тихо, как обиженный ребенок, не плакала, скорей, тихо поскуливала, забившись в угол кровати.
— Тебя вообще не должно быть, ты не должен был родиться! Это благодаря ее отчаянной смелости… Может быть Макс за это ее и выбрал. У тебя родинка там же, где у него, — она протянула холеные белые пальцы к моей скуле. Я чуть не зарычал. Видимо мой взгляд стал слишком свирепым, и она отдернула руку.
— Ты меня ненавидишь…, - процедила асса Хелли сквозь всхлипывания, жалкая, от этого еще более отвратительная.
— Хелли, Вы на редкость проницательны, — сначала просто хотелось свернуть ей шею, но через минуту уже сделать что угодно, лишь бы она прекратила скулить, лишь бы стала прежней. Прежнюю можно было ненавидеть, эту только жалеть. Я был готов на все, что угодно, лишь бы она ушла отсюда и унесла с собой досаждающий мне запах и связанные с ним бредовые фантазии.
— Перестаньте, — я осторожно провел по гладким ухоженным волосам, таким похожим на материнские. Они на самом деле были мягкими и шелковистыми.
— Ты простишь меня, Одрик? Ты такой же добрый, как твоя мама, — повернулась ко мне, глядя настороженно, изучающее.
— Наверное… Да, скорей всего, — я мог пообещать что угодно, только не слушать причитания о моей матери.
— Одрик…, - и ее голова опускается на мое плечо, волосы скользят по губам. У мамы были такие же, я не выдерживаю и тычусь в них носом.
— Мальчик мой, — горячие губы скользнули по шее — влажные, непривычные и чужие. Щеки тоже мокры от слез, настоящих, непритворных. Выходит, в ней не все фальшивое? Но это не материнская ласка.
— Хелли… нет! Асса Хеллана, я не люблю…
— Я понимаю. Это вовсе необязательно, — тонкие, прохладные, словно мраморные пальцы скользят по шее, расстегивают ворот, пробираются на грудь, чуть царапая кожу перламутровыми ноготками. Она ничего не хочет понимать, просто не хочет. Понимать, что дело не в том, что я, мягко говоря, не люблю ее. Я не люблю касающихся меня чужих пальцев, чужих горячих губ и стекающих за воротник слез. Не люблю, когда к запахам родного дома, добавляется одуряюще-тяжелый запах женского возбуждения, как оно сливается с моим, заставляя резко, обдирая пальцы, срывать ее застежки, возить руками по, удивительно, но плоскому животу, бокам, ягодицам…. Платье такое узкое, что пальцы соскальзывают с гладкой на вид ткани. Но мне уже плевать…. Я не могу остановиться. Даже когда пришлось прекратить, не зная, что делать со всем этим, изумрудно-зеленым, кружевным, запутанным. Растеряться настолько, что пропустить момент, когда белья не останется ни на ней, ни на мне, и очнуться лишь от ощущения чужой ладони на …! Вскрикнуть от неожиданности, страха и стыда.
— Тебе страшно? — улыбается, и я понимаю, что отталкивать ее сейчас уже поздно, — Ну что ты такой пугливый? Мальчики же балуются этим, ты ведь не хуже других…
Ладонь скользит непривычно, в странном, чужом темпе, но это возбуждает куда сильней, чем собственные старания. Мягко направляет, помогая войти, слиться с невыносимо чужим, но сейчас таким вожделенным телом. Они с матерью действительно похожи, я чувствую себя предателем, продажной шкурой. А она, пахнущая нашими общими выделениями, продолжает, ласкает спину, шею, плечи. Меня передергивает от омерзения к себе самому… и совпавшего с ним финала. Только моего….
Это был уже не сон, я очень хочу проснуться, но не могу. Но почему не хочется отпускать эти минуты. Еще чуть-чуть с закрытыми глазами, я не верю, что это было на самом деле, и даже, что такое могло присниться. Но я все это чувствую, все это есть, и моя комната в старом доме, и окно с видом на Трехзубую скалу, и…
И вытянувшаяся на моей не сверкающей чистотой постели Хеллана, прекрасная, как мраморное изваяние, и такая же неподвижная.
— Тебе было хорошо, мой мальчик? — целует меня, гладит по плечам…
— А теперь…помоги мне, — шепчет она, и чуть сжимает мои два пальца, погружая их в горячее и мокрое. Она стонет и движется мне навстречу, что-то заставляет меня двигаться с ней в такт сначала одними пальцами, а потом и вновь отвердевшим членом. А там, внутри, что-то сжимается и разжимается, и я больше не могу сдерживаться…
— Да ты просто умница, Одрик, симпотяшка, — снова ее поцелуй, и она вытягивается на простыне, где сейчас на несколько пятен больше. Меня трясет. Ее рука скользит по спине вдоль позвоночника,
— Не дрожи, все нормально. Какой же ты еще глупенький….
О, Пресветлая, прости меня, я не знаю, как это получилось! Ну, когда же она уйдет!? Я не могу дождаться, этого момента. Она не спеша собирает свои вещи, одевается еще медленнее. Наклоняется, целует меня в макушку.
— Мальчик мой, как же ты похож на отца. Глаза просто не отличить. И наверно пальчики такие же, и не только они…., - она томно картинно вздыхает. — Поверь, мне было от чего завидовать твоей матери.
Бешенство сдавливает мое горло, я слышу ее смех уже за дверью.
Тварь! Какая же она тварь! Набрасываю на себя кое-как одежду, выскакиваю на лестницу и проваливаюсь бездонную черноту, и….
