Андрей Смирнов - Ураган
Еще мгновение ветер кружил по комнате беспокойным зверем, а затем – по-прежнему, впрочем, оставаясь везде – сконцентрировался справа от Рамхеля, став сумеречным маревом, расплывчатой человекоподобной фигурой, сотканной из воздуха и тьмы.
И тогда ветер заговорил:
– Руадье… – прошептал ветер, и хотя это был именно шепот, его нельзя было не услышать, он прозвучал сразу во всей комнате, он прогремел громом в ушах Рихарта. Виконт понял, что пришелец обращается именно к нему, он чувствовал на себе его внимание – горячее и пылающее, как огонь геенны, и отстраненно-любопытное, подобно взгляду безумцев, не видящих то, что находится у них перед глазами. – Руадье, я пришел заставить тебя заплатить.
– За что?!. – едва смог выдавить скованный ужасом старик.
– Ты не знаешь.
На мгновение безумная надежда – еще более безумная, чем взгляд пришельца – посетила разум Рихарта.
– Как же я могу платить за то, чего не знаю?]. – закричал он. – Может быть, это ошибка, и я даже не делал того, за что ты меня хочешь заставить расплачиваться!..
– Это не ошибка, – ответил ветер. – Хотя ты и вправду ничего не делал. Но это не имеет никакого значения.
– Послушайте, но… – услышал Рихарт голос жены – даже сейчас она пыталась оставаться спокойной и рассудительной. Их никто не мог спасти, а смерть стояла совсем рядом, и они могли полагаться только на себя, на свой разум, ибо как-то иначе бороться с этой одушевленной тьмой было невозможно. Надо разговорить это чудовище, узнать, что ему нужно и согласиться на все его требования, выиграть время…
С самого начала этот замысел был обречен. Чудовище явилось в их дом не требовать и не ставить условия, а мстить.
– Довольно, – перебил виконтессу ветер. – Довольно. Мы отвлеклись. Вернемся же к тому, с чего начали!
Чтобы вернуть их настроение в нужное русло, он убил всех слуг, находившихся в зале – слепил их в один безобразный комок мяса и помял в невидимых ладонях. И музыка, музыка!.. Он никогда не забывал о ней. Крики умирающих звучали еще очень долго, пронзительными нотами врастая в его невидимые руки, и срываясь с них снова – чтобы, подобно стрелам, пронзить разум живых.
…Руадье упал на колени, затыкая уши руками, ибо слышать эти вопли было невозможно, а не слышать их – нельзя. Чудовищная боль умирающих, застывшая в воздухе, ломала его, подминала под себя, еще несколько секунд – и он he выдержит, его мозг взорвется, не в силах перенести этого кошмара… Его жена опустилась на колени рядом с ним. Ей было не так плохо, как Рихарту – убийственная сила концерта, устроенного ветром, была направлена по большей своей части на виконта – но ей было лишь немногим легче. На колени она опустилась, чтобы помолиться Джордайсу, Властелину Света и Господину Добра. Не смотря на всю свою рассудочность, она искренне верила в могущество Пресветлого, в его бесконечное благо и милосердие. Эта вера была внушена ей еще в детстве. К тому же, никаким иным оружием против этого адского духа она все равно не располагала.
Услышав слова молитвы, Рихарт, как мог, присоединился к ней. Он твердил молитву как заклинание, как оберег от силы, крошившей его разум – и в какой-то момент ему показалось, что безумие отступает и становится тише… А потом он услышал то, что в этот момент ветер говорил его сыну.
– …Руадье, – шептал ветер, чей взгляд был теперь сосредоточен на Рамхеле. – Руадье, это твои родители, видишь их? Вы – все, кто находится в этом замке – умрете. Но ты можешь спасти своего отца… можешь… если хочешь, конечно.
И хотя воздух визжал, как женщина, выл, как голодный волк, и до сих пор был наполнен голосами умирающих слуг, которые на деле давно уже были превращены в кровавую слизь, растертую по каменному полу – Рихарт явственно услышал ответ Рамхеля:
– Да… Да!!! Как!?. Как?!!
Ветер вырвал кинжал из ножен Рихарта Руадье и послал его к Рамхелю, остановив перед самым лицом юноши.
И когда бесплотный голос ответил, Рихарт понял, что весь этот спектакль разыгрывается ради одного-единственного зрителя – его самого.
– Убей себя. Убей – и твой отец останется жить.
С ужасом юноша посмотрел на кинжал, висевший перед его лицом. Но потом взгляд Рамхеля прояснился. Если чудовищу что-то нужно от них, значит, можно поторговаться.
– Отпусти их всех – и, клянусь тебе, я…
– Ты не понял, – выдохнул ураган. – Я не торгуюсь. Смотри.
Он поднял вверх Генриету Руадье и сделал с ней то же самое, что со слугами – смял, перемешав плоть и одежду, а потом метнул этот кровавый комок о стену. Он не слушал криков виконта и обоих его сыновей, и, лишь закончив с виконтессой, снова обратил внимание на юношу.
– Ну, так как?
Слова бессильны передать весь ужас, в тот миг объявший душу Рамхеля. На его глазах чудовище убило его мать – и ненависть пополам с невыносимой болью заставили его забыть о собственном бессилии. Он схватил кинжал и с безумным криком бросился на смутную расплывчатую фигуру.
Небрежным щелчком ветер отбросил его обратно, затем – обездвижил нижнюю половину туловища. Рамхель мог сколько угодно кричать, плакать злыми слезами и размахивать руками – но сдвинуться с места он не мог. Когда Рамхель бросил в чудовище кинжал, а ветер во мгновение ока вернул его обратно, старший сын Рихарта завыл от отчаянья.
– Убийца! – закричал он. Из глаз его лились слезы. Ему было мучительно от того, что убийца видит его слабым и беспомощным, но перестать плакать он не мог.
Мама…
– Ты хочешь спасти своего отца? – шептал ветер ему со всех сторон. – Хочешь? Хочешь?..
– Как я могу быть уверенным, что ты выполнишь свое обещание? – Как ни старался Рамхель говорить спокойно, получалось это у него весьма и весьма плохо.
«Не надо, сынок! Не делай этого!» – хотел закричать Рихарт, но воздух вышел из его глотки беззвучно, и никто его не услышал – как будто он говорил под водой.
– Я не даю гарантий, – ответил ветер.
Рамхель увидел, как жгуты темного воздуха возносят над обеденным столом его младшего брата. Рамхель посмотрел на отца – человека, который двадцать лет был для него дороже всего на свете, перед которым он преклонялся и которого едва ли не боготворил… Посмотрел – и не вспомнил о тех четырех месяцах, когда Рихарт унижал его и смешивал с грязью. Посмотрел – и увидел, что Рихарт смотрит на него, пытается что-то сказать, но не может, и рот старика открывается беззвучно, как у рыбы, выброшенной на берег. Рамхель отвернулся и вонзил кинжал себе в сердце.
– Не-е-ет!!! – во всю мощь своих старческих легких возопил Рихарт Руадье. На этот раз ветер не стал препятствовать его крику.
– Ты воспитал отважного сына, Руадье, – прошептал он в уши виконту, когда у последнего сорвался голос. – Это был лучший из трех. Теперь пришла очередь заняться младшим.
