Александр Кондратьев - Голова Медузы (рассказы)
Но он не внял мне, и я должна была покорно отдаться его нечеловеческим ласкам.
Всю ночь зловеще кричали совы на крыше и как будто гневно вздыхала статуя Девы. Мне показалось даже, что я вижу сквозь мрак тусклый блеск ее горящих гневом очей…
Под утро, через туманом покрытые волны, всю утомленную, свез меня на своей широкой спине пресыщенный страстью бог Посейдон к берегам моей плодоносной страны.
Пригретая благостным солнцем, заснула я на ложе из мягкой травы, в роще, деревья которой здесь не растут.
И во сне явилась мне с искаженным злобой лицом яростная Тритогенея.
— Ничтожная тварь, — сказала она, — не могла ты выбрать иного места для твоих бесстыдных утех?! Презренным телом своим ты обольстила великого бога, любви которого ты недостойна. Он мог бы избрать для себя лучшую, нежели ты!.. А за то, что ты осквернила храм мой, — получи теперь должную кару!
И дочь Зевса коснулась своим темноострым копьем моих пышнокудрявых волос.
— Пусть вечно шипят в них злобные ядовитые змеи, пусть видом и свистом своим отгоняют они всех, кто к тебе подойдет с любовным желанием!..
Почувствовав боль в голове, я пробудилась. Кто-то шевелился в моих распущенных косах.
Объятая страшным предчувствием, со всех ног побежала к источнику я, дабы отразиться в его светлых сверкающих струях. Наклонившись к воде, заметила я, с ужасом в сердце, среди своих золотистых волос несколько маленьких змей. Они извивались, сердясь, и иногда кусали друг друга.
Я пыталась вытряхнуть их, потом оторвать, но они словно срослись с моей головой, и я поняла, что это была кара Афины-Паллады…
Эти змеи впивались порой мне в лоб и виски, но яд их был для меня не смертелен, хотя уколы маленьких острых зубов причиняли мне сильную боль…
Весь день я металась в томительном страхе по берегу моря, громко взывая к любимому богу.
И когда среди полумглы наступившего вечера он появился из пенистых волн, я ринулась навстречу ему с лицом, искаженным болью и ужасом.
Увидев меня вблизи и разглядев причину скорби моей, объятый смущением бог попятился в море.
— Не приближайся ко мне, — воскликнул он громко, — кто обратил тебя в адскую фурию?! Кто населил пышные косы твои злобными гадами?
— Паллада-Афина меня наказала за осквернение храма!.. Помоги мне, возлюбленный мой! Помоги, колыхатель земли!..
Но Посейдон еще отступил в свою родную стихию.
Из воды были видны лишь плечи и голова воздымателя волн.
— Мне тебя жаль, — сказал он оттуда, — но делить ласки твои я уже не могу. Богиня Паллада мне мстит за то, что когда-то я остался холоден к ее вызывающим взглядам… Удалить змей с твоей головы я не в силах… Но зато я могу отмстить за тебя… Да, я за тебя отомщу, — вскричал он, скрываясь, — тот храм вместе с островом сегодня же в ночь поглотит волна!..
Как будто бы мне было от этого легче.
И затем он исчез навсегда…
Тоска моей уязвленной души нашла себе выход в сладостно скорбных песнях, где я оплакивала горе мое. Каждый вечер, при блеске багряной зари, пела я на прибрежных утесах про красоту и мощь Посейдона, его черно-синие очи и неустанный пыл бурных любовных утех.
И слава о песнях моих разнеслась далеко по берегам зелено-синего моря. Ибо я не переставала петь и тогда, когда мимо меня, мерно пеня волну длинными веслами, плыли суда с ярко раскрашенными богами на деревянной корме и звездами на цветных парусах.
Неоднократно с тех кораблей бросались в воду герои и плыли ко мне, торопясь добраться до берега. И на прибрежном песке вступали из-за меня в полный ожесточения бой. Потому что каждый из смелых пловцов стремился первым упасть в объятья мои… Не ведая, что домогается смерти своей.
Ибо не уклонялась я от объятий, без которых тосковала душа. А обнимавший меня погибал во время сладкого сна на моей нежнобелой груди от незаметного укуса змеи.
И немного спустя возле меня лежал холодный и неподвижный, каменной статуе подобный мертвец с улыбкою счастья на спокойном лице, среди столь же холодных, сгустившейся кровью залитых товарищей.
С тоскою в сердце я покидала погибших героев.
Иногда, заметив, что я удалилась от берега, с кораблей выходили вооруженные люди и подбирали трупы товарищей. Издали они посылали проклятия мне и грозили оружием.
Такая жизнь сделалась мне ненавистной…
И когда заметила я низлетевшего с неба молодого героя с крыльями на золотом светящемся шлеме и кривым бронзово-острым мечом, я поняла, что настало время освобожденья от мук.
Покорно легла я спиной на нагретый солнцем прибрежный песок, взглянула в последний раз на синее ясное небо и со вздохом закрыла глаза, притворяясь погруженной в сладостный сон.
Я слышала, как осторожно крался, боясь меня разбудить, лисьей походкой юный герой; слышала, как почти беззвучно он ступал, приближаясь ко мне, своими золотыми сандалиями; слышала, как зашипели, увидя его, мои пробужденные змеи… На мгновенье он остановился, не знаю, любуясь ли телом моим, или соображая, как вернее направить удар… Затем быстрая резкая боль, от которой безглавое тело мое невольно забилось, руками впиваясь в горячий мелкий песок и иссохшие водоросли. Помню, как он осторожно, не касаясь руками, поддел мечом и спрятал в дорожный плотный мешок мою змееволосую голову.
Поэтому не известно мне, что он сделал с телом моим: бросил ли в море опозоренный труп, или зарыл его в прибрежном песке…
Все мечты и вся моя страсть к твердокопытному богу морей, воплотясь призрачно-белым крылатым конем, полетели как пух болотных цветов над пенистым вечно бушующим морем, а злоба и чувство мести к богине Палладе, получив образ грозного видом чудовища, скрылись в прибрежных пещерах. Крылатый конь получил от богов и смертных имя Пегаса. Хризаор названо было чудовище…
Я освободилась от всех моих чувств, и теперь мне так отраден призрачный сон небытия. Не тревожь этого сна, северный варвар!.. Отпусти!..
— Ступай с миром, легкая тень. Иди, и пусть тебе снятся самые сладкие сны твоего беззаботного детства.
Я почувствовал холод; как будто кто-то пронесся мимо лица моего, и стих в душе у меня голос Горгоны-Медузы…
Сделав знак отпуска, я повернулся, заклял «стерегущих», подождал и мерным шагом вышел из комнаты.
МИФОЛОГИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ
Белый козел
Артемида лежала в тени ветвистого вяза и от всего сердца хотела уснуть. Девственную богиню утомила двухдневная непрерывная охота. Без устали мчался через лесные овраги большой белоногий лось. Бешено отбивался он от своры его облепивших собак. С немолчным лаем гнались за ним кровожадные псы.
