Илья Яковлев - Черный снег
У "Отваги" невольно загорелись глаза. Борис с досадой подумал, что зря он так красочно расписал смерть чилийского президента. Нормальный человек сразу бы уловил сарказм, заключённый в этой красочности, но то – нормальный, а "Отвагу" к этой категории причислить сложновато. Он сразу ярко представил себе, что после того, как он, ни о чём не договорившись с Кравцом (а чтобы догадаться о том, что они не договорятся, не надо было быть ни Нострадамусом, ни просто экстрасенсом), уйдёт, этот "гений" сразу же прикажет снять знамя с крыши, или достать другое из запасника, чтобы иметь его под рукой, когда "спецы" начнут штурмовать его твердыню. Но он всё же предпринял ещё одну попытку переубедить этого упрямца:
– Так что? Решил погибнуть "смертью храбрых"? За демократию?
– А что? – азартно сказал "Отвага", – Она того, по твоему, не стоит?
Борис, как наяву, представил себе картины, проносящиеся в данный момент в Кравцовском воспалённом воображении. Вот он, Кравец, прикрывает грудью амбразуру дзота… Нет, кидается, обвязанный гранатами, под танк с "проклятыми фрицами"… Не. Ещё круче! Картина – "Свобода на баррикадах". Вместо грудастой бабы – "Капитан Отвага" со знаменем, вокруг поднимаются на "последний и решительный" его "рейнджеры" с размалёванными рожами… Борис отогнал от себя эти видения, как гонят дурной сон или чертей при приступе белой горячки:
– То дерьмо, которое у нас называют демократией – не стоит. Оно вообще ничего не стоит по сравнению с ценой человеческой жизни. Нормальная демократия стоит. Может быть, стоит. Её никто ещё по настоящему и не видел. И не только у нас, но и на западе тоже. А о людях своих ты подумал? Ты – ладно! Дурака могила исправит. А они?
Кравец набычился:
– Они – как я!
– Правильно, как ты! Так вот и думай своей башкой в первую очередь о них. А не за них, что ты сейчас делаешь. Они ж за тобой, как овцы, а ты этим пользуешься. Я почти уверен, что эти дети сейчас в полной уверенности, что это цирк, который уедет, а они, как те клоуны, останутся. С орденами и медалями за верность "законно избранному". Ах, какие ж мы герои!.. Да как мы смело и решительно… Да не взирая!..
– А что, разве не так? – наморщил лоб "Отвага", – Раньше всегда так заканчивалось…
Тут Борис взорвался. Боже, что за идиот! Всё бы ему в войнушку, прям дитё малое! Кретин хренов! Он заорал так, что зазвенели стёкла в кабинете:
– Дебил! Очнись, ты %#ешь! Ты хоть список нового кабинета видал?!
– Нее… – помотал головой Кравец.
– Это САМЫЙ НАСТОЯЩИЙ ПЕРЕВОРОТ!!! Это – не цирк! И им нужна показательная кровь, @#$ядь, чтоб другим было неповадно! А ты, кретин, вместе со своими такими же кретинами, подставился! Дал им повод, мать твою @#!
Тут Борис невольно осёкся. Сам того не ожидая, он в своих словах Кравцу оформил в словесную форму догадку, до тех пор неосознанно мелькавшую у него в голове с того самого момента, когда Воротилов приказал ему участвовать в этой вылазке. Неожиданно для самого себя он понял, что Кравец со своими архаровцами обречён. Обречён с самого начала. Никто и не собирался по настоящему вести с ним переговоры. "Отвага" идеально подходил для задуманного: упрям, как осёл, ты, Боренька, ужо с ним поговори, обломись, естественно и мы спокойно умоем руки. Сделали всё, что могли. Он сам виноват.
Борис рухнул обратно, на диван, с которого вскочил, когда начал орать на "Отвагу" и обхватил руками голову. Вопрос теперь был только в том, когда начнётся штурм. Дождутся, когда он выйдет? Тут до него дошла ещё одна вещь, о которой он мог бы догадаться сразу, не заходя на территорию отряда: никто не будет дожидаться его выхода, майор "спецов" не просто так послал с ним двух своих лбов…
…Всё произошло буквально в считанные минуты. Из коридора послышался лёгкий шум и хлопки выстрелов, сильно сглаженные ПБСами, то есть глушителями. Кравец, даром что тугодум, сразу всё понял, бросил на Бориса взгляд, полный нескрываемой ненависти, и схватился за кобуру…
Он не успел даже наполовину вытащить ствол из кобуры. Дерьмантиновая дверь с треском распахнулась и на пороге возник майор-"спец"…
Первый выстрел попал "Отваге" в плечо и его рука, так и не вытащившая пистолет, повисла безжизненной плетью. Вторая пуля угодила уже наполовину беспомощному Кравцу в правый бок и бравый капитан рухнул на пол, отброшенный мощным ударом её такого, вроде бы небольшого, всего девятиграммового, но всё равно, несущего боль и смерть тельца. Сквозь пальцы рук Борис, как в замедленном показе, видел, как майор пружинящими, лёгкими шагами подошёл к лежавшему на полу Кравцу и чётко, как в тире, всадил ему последнюю, третью пулю прямо в голову…
Контрольный выстрел. Выстрел, поставивший последнюю точку в романе под названием "Жизнь и удивительные приключения капитана Кравца".
Майор стоял напротив Бориса, продолжавшего сидеть на диване закрыв лицо руками. Постояв так с минуту, он положил свою руку на плечо Бориса и тихо произнёс:
– Надо идти, майор. Благодарю вас за оказанное нам содействие. Обязательно отмечу в рапорте, что без вашей помощи жертв с нашей стороны избежать бы не удалось.
Борис отнял руки от лица и некоторое время тупо смотрел на "спеца". Потом сказал, обращаясь не к нему конкретно, а просто так, в пустоту:
– С нашей… А с их?..
– Что – "с их"? – недоумённо вопросил майор.
– С их стороны удалось бы избежать? Без моей помощи?
Майор флегматично пожал плечами. Такие, дескать, мелочи в расчёт не брались. А ля гер, как говорится, ком а ля гер. В дерьме – как в дерьме. Без жертв войн не бывает. Борис поднялся с дивана, посмотрел на майора. Тот стоял, протягивая Борису вытащенный из-за пояса Борисов "Стечкин":
– Возьмите, надоело его за вас таскать.
Борис молча принял пистолет и поплёлся следом за майором. Они вышли во двор и Борис увидел, что фактически кравцовский отряд, как и сам Кравец, перестал существовать."Крокодил" загнали через на этот раз уже настежь распахнутые ворота и "спецы" деловито укладывали трупы внутрь его утробы, собирая валявшееся тут и там на земле лёгкое, а также не очень лёгкое стрелковое оружие. В том, что это были именно трупы, Борис не сомневался: ещё живых, как мешки не грузят. Раненых, судя по всему, не было, "спецы" своё дело знали, не в лес по грибы вышли. Его взгляд упал на висевший у входа пришпиленный к доске "Боевой листок". Вдруг на него накатила волна дикой ненависти. К себе, к "спецам", к болвану "Отваге"… Ко всей этой мерзкой действительности, которая заставляет нас то и дело делать выбор. А не хочется! Не хочется, чтобы тебя ставили перед выбором – с кем ты и как ты! За что ты и почему ты… Ты, а не кто-то другой! Он со злостью рванул предохранитель "Стечкина", ставя сразу на автоматический огонь и высадил одной длинной очередью всю обойму прямо в этот дурацкий листок, неожиданно ставший для него воплощением всего, что он так сейчас ненавидел.
