Саймон Браун - Рождение империи
Здешние места неизменно служили источником богатства и могущества Хамилая. Земли, простиравшиеся до моря далеко на востоке, возделывались с незапамятных времен людьми сильными и плодовитыми, как сама почва. На первых ста лигах, где дождь выпадал реже, а трава была более грубой, располагались скотоводческие фермы; там разводили тучных коров, упитанных овец и выносливых лошадей. Далее раскинулись сады с апельсиновыми и лимонными деревьями, потом – поля, засеянные пшеницей, ячменем и хлопком. И, наконец, почти у моря находились фермы, где выращивали лен и овощи.
К берегу лепились многочисленные рыбацкие деревушки. К западу от города плато смыкалось с подножием Вардарских гор, белые вершины которых виднелись вдалеке. Горы тянулись в южном направлении на сотни лиг, а затем поворачивали на восток – огромным хребтом, напоминавшим хвост мифического чудовища. Именно отсюда много столетий назад и пришли первые Кевлерены. Они двинулись одновременно на север и юг, безжалостно истребляя всех, кто пытался встать у них на пути. Кевлерены объединяли племена и основывали города. Города превращались ими в княжества, княжества – в государства, и наконец, государства, расположенные к северу от гор, – в империю. Гэлис вздохнула. Остановятся ли на этом Кевлерены или же они найдут новый способ дальнейшего укрепления империи? Если кто-нибудь и определит пути развития Хамилая, то это должен сделать кто-то вроде нее самой. В конце концов, она стратег, чья задача – смотреть в будущее и предсказывать развитие событий.
Гэлис невольно рассмеялась. Она не настолько глупа, чтобы предугадывать будущее государства, не говоря уже о судьбе Кевлеренов. Любой стратег отлично знает: чем дальше заглядываешь вперед, тем более запутанными становятся возможные повороты событий.
И все же вопрос о будущем империи, не давал ей покоя, особенно с тех пор, как она убедилась, что цель экспедиции Мэддина Кевлерена вовсе не Каел. Не является ли это следующим шагом в создании чего-то еще более могущественного, чем Хамилай в нынешнем его виде? Или империя всего лишь безмятежно потягивается, как великан после векового сна, чтобы раскинуть руки как можно шире, а затем схватить то, что находится в пределах досягаемости? Несомненно, существует некий предел, дальше которого не сможет расширяться даже огромная Хамилайская империя. Чем обширнее территория государства, тем больше появляется проблем, тем труднее держать ситуацию под контролем. Впрочем, можно ли говорить об этом уверенно? Поскольку за всю историю планеты не существовало более обширного государства, чем Хамилайская империя, то кто знает, каких размеров она может достичь… Действительно ли существуют какие-то пределы имперского величия?
В связи с этим сразу же возникает вопрос о Кевлеренах. Как далеко распространяется их могущество? Насколько они способны контролировать Сефид?
Впрочем, быть может, стоит спросить: а контролируют ли они его вообще? Или просто нашли способ использовать какую-то дырку в мироздании – подобно тому, как старатели разрабатывают случайно найденную золотоносную жилу?..
Однажды Гэлис спросила Китайру, в чем истинная суть магии. Та привела в ответ такое сравнение: ты находишься в хрупкой лодочке посередине огромного океана и чашкой зачерпываешь немного воды. Китайра была уверена в том, что использует нечто могущественное, но абсолютно непостижимое и неподвластное разуму.
– А Кевлерены чувствуют то же самое? – поинтересовалась Гэлис.
Китайра пожала плечами. Людям, способным прикасаться к магии, удается очень немногое – например, вылечить головную боль, – однако даже такое несложное дело требует массы усилий. Она считала, что грамматистам доступен лишь незначительный избыток энергии, который оставался от жертвоприношений, осуществляемых Кевлеренами.
– Совсем другое дело – Кевлерены, – добавила Китайра, понизив голос. – Они обладают врожденной способностью пользоваться магией в чистом виде, тем самым получая безграничную власть над окружающим миром. Через Обладание и жертвоприношения они могут достигать многого… Образно говоря, мы, грамматисты, лишь окунаем кончики пальцев в океан магии, а Кевлерены ныряют в него с головой. Разве нам понять, что они при этом чувствуют?
И Китайра рассмеялась, словно речь шла о каких-то пустяках. Мысли о подруге неизменно вызывали у Гэлис хорошее настроение. Стратег до сих пор не могла привыкнуть к своему счастью: знакомство с Китайрой буквально перевернуло всю ее жизнь. Вернувшись с границы, Гэлис замкнулась в себе и старалась ни с кем не общаться. Она понимала, что сильно изменилась, стала подозрительной, нелюдимой, даже жестокой. Не желая расстраивать родственников, Гэлис вновь пошла на работу в университет, однако это не принесло ей особого удовлетворения. Одна лишь Китайра сумела понять, что железная стратег очень несчастна. Она решила любой ценой спасти ее. И так жизнь Гэлис круто изменилась.
Гэлис искренне не понимала, почему Китайра обратила на нее внимание. Стратег не очень-то легко завязывала отношения с незнакомыми людьми. Она знала, что не отличается броской красотой, однако ее нельзя было назвать и неприметной. У нее было очень выразительное лицо, красивые белокурые волосы, светлые брови и серые глаза. При правильных чертах лица ее нос был немного широковат, а губы казались чуточку пухлыми. Следовало признать, что во внешности Гэлис было что-то грубоватое, но Китайра почему-то полюбила ее…
Любовь – сложная штука, напомнила себе Гэлис. Слишком сложная, чтобы в ней можно было разобраться простому стратегу. Со стороны университетской канцелярии донесся звон колокола. Большая перемена. Гэлис стала наблюдать за тем, как студенты выходят из аудиторий и лекционных залов – одни неторопливо шагали, погрузившись в свои мысли, другие оживленно болтали друг с другом, третьи неотступно следовали за преподавателями, засыпая их вопросами.
Неожиданно девушка почувствовала огромную радость от возвращения сюда. Все-таки ей нравилось дарить людям знания. Она считала, что университет делает духовно чище и благороднее всех, кто учится в его стенах, независимо от происхождения студента.
Университет был основан императором Ричером, дедом правящей императрицы. Что интересно: в прежние времена подобный поступок был просто немыслим для Кевлеренов. Согласно легенде, характер Ричера изменился за одну ночь. Это случилось после тяжелой болезни, которая едва не свела его в могилу и которую невозможно было вылечить даже с помощью Сефида. Кости ног и позвоночник Ричера неожиданно стали хрупким и искривились настолько, что он больше не мог ходить. Однако болезнь, изуродовавшая его тело, каким-то загадочным образом изменила душу. Все предыдущие Кевлерены были безжалостными и алчными правителями, властными и своевольными, исполненными презрения к жителям империи. Ричер стал исключением – вероятно, он решил спасти свою семью от возможного бунта и гибели от рук подданных. Его потомки стали следовать избранному им курсу, правя на благо империи, а не просто ради процветания самих Кевлеренов, и зная, что в конечном итоге это принесет выгоду правящей фамилии.
