Михаил Бабкин - Слимперия
Возле ближних хижин играли смуглые то ли от рождения, то ли от загара дети, на редкость чистые и ухоженные для такого места: увидев пришельцев, малыши вовсе не испугались, а с любопытством уставились на них; где-то неподалёку находились и взрослые жители посёлка, Семён слышал их неразборчивые голоса.
– Не может быть! – ахнул Мар. – Нет, только не это! Едем дальше! Куда угодно, но дальше.
– Стой! – приказал Семён. – Остаёмся! Хватит, нагулялись уже… Ты, собственно, почему задёргался-то, а? Тут разве людоеды какие живут или вампиры? С чего такая паника, ну-ка, признавайся.
– Это ж Пёстрый Мир, – неохотно ответил медальон. – Мало того, мы ухитрились попасть именно в ту деревню, где живёт колдун, тот самый, у которого мой последний хозяин адресок Хранилища с золотом вытряхивал. Того Хранилища, откуда ты меня забрал.
– Колдун там, не колдун, какая разница, – Семён осторожно положил Олию в траву. – Даже хорошо, что колдун. Они, колдуны-шаманы, в медицине худо-бедно, но разбираются! Должность обязывает.
– Тогда спрячь меня под рубашку, – попросил Мар. – Не надо, чтобы колдун-шаман меня увидел. Очень не надо!
– Почему? – Семён кинул медальон за пазуху. – Сильно вы его со своим хозяином обидели, да?
– Сильно, – признался Мар. – Могут быть неприятности, если шаман меня опознает: они, гады колдучие, до хрена памятливые! Все, как один.
– А где его искать-то? – Семён постучал себя по груди. – Эй, партизан-подпиджачник! Где твой шаман живёт?
Мар не ответил, вместо него сказал Хайк:
– Симеон, а вон тот мужик, что из соседней хибары вышел, случаем, не колдун? Здорово похож на поселкового мага! Он, между прочим, сюда идёт, – Семён повернулся навстречу шаману.
Сомнений не было: к ним шёл колдун. Большой грузный мужчина, темнокожий, босой, в зелёной накидке вроде мексиканского пончо, подпоясанный кожаным ремешком. На голове поселкового мага сидела неуместная по сезону меховая шапка, украшенная длинными зелёными перьями; на могучей груди колдуна висело с пяток разнокалиберных ожерелий из черепов всяких лесных зверушек, а на тонком поясе болталась тыква-погремушка с ручкой – в тыкве на каждом шагу что-то громко постукивало. В руке колдун держал медную кружку, мятую, закопчённую, из которой то и дело прихлёбывал прямо на ходу: от кружки шёл терпкий лекарственный запах.
Колдун подошёл к Семёну, оглядел его с ног до головы – на Хайка шаман внимания не обратил, – и, приложившись к кружке, спросил простуженным басом:
– Миссионер, что ли? Учти, нам миссионеры не нужны! Проваливай туда, откуда явился. Пока я добрый. – Колдун заглянул в кружку, страдальчески приподнял кустистые брови и вновь отхлебнул из неё.
– Нет-нет, – поспешно заверил его Семён. – Мы не миссионеры! Мы… э-э… вольные путешественники. Туристы мы! У нас беда: девушка наша приболела, спит и не просыпается, а вы, говорят, целитель могущественный, умелый… Посмотрите, что с ней?
– Кто говорит? – ничуть не удивившись, спросил колдун.
– Все, – не моргнув глазом, отрапортовал Семён. – Кого ни встретим, так все и говорят: великий шаман в зелёном, лечит что угодно! И берёт за работу недорого.
– Брешут, – надменно процедил колдун, выплеснул остатки питья на землю, сплюнул с отвращением. – Брешут, что недорого. Ну, пошли, – он повернулся и потопал к своей хижине. Семён подмигнул Хайку, тот понял намёк по-своему: подняв Олию, он перекинул её через плечо и направился к хижине колдуна; Семён хмыкнул и пошёл за ним.
В хижине творился настоящий бедлам, словно в ней порезвилась стая пьяных бабуинов: разбросанная по полу битая посуда, какие-то рваные тряпки где попало, перевёрнутая в углу лежанка с разворошенной постелью; вдоль ближних стен валялись пучки сухих трав, засыпанные обломками стульев; на дальней стене, прилепившись животом к бамбуковым стволам, висела башкой вниз упитанная жаба с кроваво-красными глазами. Жаба то и дело напрягала лапки и вытягивала голову, словно порывалась отклеиться от стены и спрыгнуть вниз, но не отклеивалась и не прыгала – взгляд её слепо шарил по комнате, ни на чём особо не останавливаясь; короче, вид у хижины внутри был ещё тот! Очень и очень настораживающий.
У самого входа лежал разбитый вдребезги глиняный кувшин, крупные черепки которого тлели как угли; Семён едва успел схватить Хайка за куртку и остановить его – останки кувшина мерцали не простым, а магическим светом, для черепахового бойца невидимым.
– На осколки не наступите, – не оборачиваясь предупредил колдун, – они превращательной силой Куандо заряжены, того и гляди в ящериц обратитесь. – Семён перепрыгнул через оранжевые черепки, Хайк покосился на Олию и попросту их обошёл.
– Не обращайте внимания на погром, – колдун, громко сопя, поставил на место лежанку, заправил постель. – Сгружайте вашу девицу сюда, а я пока приберусь, – он походил по хижине, брезгливо вороша ногой тряпки, нашёл и вытащил из-под скомканного одеяла совок, веник, и, помахав ими в воздухе словно остужая, принялся подметать черепки; Хайк положил Олию на постель.
– Ходят тут всякие, – брюзгливо сказал колдун, заметая осколки на совок, – а потом у ящериц говорящие детёныши появляются… Да не о вас я! – колдун махнул веником в сторону встрепенувшегося Семёна. – Это шаман-первогодок из соседнего посёлка утром приходил, опять со мной силой задумал меряться, недоумок. Надоел хуже банановой запеканки, сколько ж можно… Я его по-хорошему в прошлый раз предупредил – уймись, не то худо будет, ан нет, опять припёрся! Надрался с утра для храбрости и припёрся. Драку устроил, разорение, порчу на меня чихом пускал… с собой её притащил, в носу. Вот, дочихался. У меня всего-то простуда, а он сейчас под камнем где прячется. – Колдун выкинул черепки вместе с совком и веником за порог. – Эй! – высунув голову за дверь, зычно крикнул он. – Ко мне не ходить! Детей с улицы забрать, всем дома сидеть! Кто не услышал – я не виноват, – закрыв дверь, колдун обернулся к гостям.
– Давай, миссионер, рассказывай, что с девушкой приключилось. – колдун снял шапку с головы, небрежно швырнул её в сторону: шапка зигзагом пролетела по хижине, выискивая чистое место, не нашла и шлёпнулась на обломки стульев. – Как уснула, почему, всё рассказывай, – колдун сел на пол, похлопал рядом с собой ладонью: Семён и Хайк сели напротив.
– Я – не миссионер, – терпеливо напомнил Семён, – я…
– А мне без разницы, кто ты, – поселковый маг сложил руки на груди. – Я тебя так назвал, значит, им ты и будешь. А ты, – он ткнул пальцем в сторону Хайка, – его помощник. Ну, Миссионер и Помощник, говорите, не тяните время! У меня дел по горло, вечером приём больных назначен: разных порченных с пяток, со сглазом трое… полтора зомби на повторное зомбирование, тоже возни достаточно.
