Николай Романецкий - Рубикон, или Мир в латах
Рядом с шипением приземлился юндовский «джампер», еще одна машина бросилась вперед, в погоню за нападавшими на Фигнера, и далеко впереди вдруг грохнул взрыв, и улица осветилась вспыхнувшем и мгновенно угасшим солнцем, и с рокотом прошлось между домами эхо. Рыманов понял — от «джампера» остались одни обломки, и мысленно поблагодарил судьбу за то, что сегодня такая гнусная погода и на улицах нет гуляющих, дело закончится лишь тремя трупами. Потом он представил себе заголовки завтрашних газет и свою физиономию на первых полосах, и ему стало не по себе. Он оставил кэтчера дожидаться следователя и прессу, сел в машину и уехал. Упоминать имя Рыманова кэтчеру было запрещено.
По дороге Рыманов вызвал Глинку.
— Слушаю! — отозвался тот.
— Вацлав! Это Рыманов. Нам надо немедленно встретиться. Произошло несколько примечательных событий, и время не ждет. Ты где?
— В штаб-квартире, в своем кабинете.
— Сейчас я буду у тебя. — Рыманов дал отбой.
Когда он вошел в здание, там царила некоторая суматоха, не свойственная этому обычно тихому заведению.
Ну и наделала шума моя встреча, подумал Рыманов.
Поднявшись на свой этаж и выйдя из лифта, он тут же наткнулся на бегущего дежурного, поймал его за рукав.
— Какие новости по моему вызову? — спросил он.
— Никаких, — прошептал дежурный.
— А куда же вы так мчитесь?
— Умер заместитель!
— Что-что? — спросил Рыманов. — Какой еще заместитель?
Дежурный вдруг встал по стойке «смирно» и идиотски-парадным голосом произнес, четко выговаривая слова:
— Пять минут назад у себя в кабинете застрелился господин Глинка, ваш заместитель, господин Рыманов!
И Рыманов с трудом сдержался. Он даже зубами скрипнул, так ему хотелось ударить дежурного кулаком прямо в торжественно-трагическое лицо.
5
Разбудил Рыманова сигнал вызова. Рыманов, кряхтя, выполз из постели и, не зажигая света, включил тейлор. На экране появилось недовольное лицо Кшижевского.
— Долго спите, уважаемый! — прозвучало вместо приветствия.
Рыманов посмотрел на часы. Было девять.
— Что случилось? — спросил он. — Я лег в шесть утра. С этим самоубийством было столько возни.
— И что? — поинтересовался Кшижевский без энтузиазма.
— Ничего. Тайных связей мы не обнаружили. Правда, выяснилось, он вчера днем встречался с Михаилом Фигнером, убитым несколько позднее около площади де Голля. Записи разговора мы не нашли, однако оснований подозревать Вацлава у нас нет. По-видимому, инициатором встречи был Фигнер.
— А в результате Глинка покончил с собой? — сказал Кшижевский. — Ты можешь прибыть ко мне? Прямо сейчас?
— Через сорок минут буду, — пообещал Рыманов.
Кшижевский отключился.
Ну и ситуация, думал Рыманов, производя привычные туалетные манипуляции. Совет Безопасности наверняка проведет расследование. Самоубийство заместителя начальника Секретного отдела ЮНДО — это вам не баран начихал! Это может рассматриваться как политическая акция. Да еще под каким соусом ее подать!.. Придется покрутиться нашему Кшижевскому, чтобы при расследовании не всплыла информация об Ультиматуме и «Мэджик стар». Для него это верная политическая смерть!.. Ух ты! Вот она, маленькая щелочка! И ее можно превратить в огромную щель, сквозь которую господин Кшижевский провалится. Только надо все очень-очень хорошо продумать. Здесь даже Олль не помощник… Информация должна просочиться так, чтобы на первом этапе развития событий никто не мог заподозрить, что источником ее является мистер Рыманов. Это, образно говоря, главное условие начального этапа, ибо никому не известно, на что способен смертельно раненый зверь по кличке «Кшижевский». А вот когда агония закончится, мир обязательно должен узнать, кто свалил зверя и спас планету от той пропасти, в которую тянул ее бывший генеральный директор ЮНДО.
И тут он хлопнул себя ладонью по лбу.
Господи, сказал он себе. Да как же все просто!.. Вацлав, милый ты мой, ты даже представить не мог, какие возможности создаешь для меня своей смертью. Теперь, правда, не снять тебя на видеопленку, но можно обойтись и листочком бумаги, отпечатанным на твоем «Консуле». Ай как хорошо!.. И печать твоя личная у меня, и подпись я запросто подделаю, она всегда была проста, твоя подпись, и один экземпляр письма я оставлю у себя. Все равно, получив сейчас такую бумагу, ни один редактор не станет организовывать проверку. Не та обстановка и не того уровня информация. Да и мне ли быть неосведомленным, как к ЮНДО относятся теперь средства массовой информации!.. А потом, когда буря пронесется, всем быстро станет ясно, что и подпись поддельная, и бумага вместо видеокассеты — странное послание! — и само появление информации чуть-чуть, самую малость, но поздновато для бедного Вацлава Глинки. А главное, всем станет ясно, каковы причины происходящего. И найти настоящего виновника утечки информации будет не так уж и сложно. Тем более, что тогда он и не подумает скрываться… Вот так-то! И проделать все это надо сразу после встречи с Кшижевским. Иначе момент окажется упущенным, и акция покажется всем подозрительной изначально.
Приведя себя в порядок, он быстро позавтракал и спустился вниз. Выгнал из подземного гаража бронированную «тойоту», изготовленную по спецзаказу, привычно проверил «карандашом», не подсунули ли за последние часы в салон «жучка», и удовлетворенно крякнул, ничего не обнаружив.
Все-таки мы были предусмотрительны, подумал он, когда заказывали машины из чистого пластика. По крайней мере, магнитную мину не подбросят.
Потом он вернулся в дом, переключил автоматику на режим «Отсутствие хозяев» и, зарядив в диктофон чистую кассету, положил его в боковой карман. Потом натянул под пиджак бронежилет. Так, на всякий случай. Выйдя из дома, он захлопнул дверь и сменил код на замке. Когда домашняя автоматика заэкранировала пуленепробиваемые стекла, сел в машину.
А все же я вчера был очень неосторожен, думал он, вводя в кибершофер маршрут движения. Неужели расслабился, увидев под Мишкиным посланием давний детский знак?.. Нельзя так! Не те времена наступили!.. А как все начиналось! Как хорошо все начиналось! Разве не купались мы в радости тогда, десять лет назад, когда был подписан столь ожидаемый большинством населения планеты Великий Договор? Какие были митинги на следующий день, какой был праздник! Как качали на руках офицеров, срывающих с себя погоны! Крики, объятия, лозунги, поцелуи, цветы… И Сковородников, бурчавший в толпе: «Рано еще радоваться! Умоемся еще кровушкой!»… И я, оравший ему, что он дурак, что он всегда по-дурацки всем недоволен, что сегодня не время для дурацкого пессимизма… Сковородников мрачно огрызался, а я обнимался и целовался с девушками, выпрашивающими на память об этом дне пуговицы с моего мундира. Так и вернулся на базу без пуговиц.
