Владимир Ленский - Прозрачный старик и слепая девушка
Подвожу первый итог. Родственник королевской династии, принципиальный противник Эльсион Лакар, никогда не допускавший в свою семью эльфов, герцог Вейенто исподволь готовит почву для своего государственного переворота.
До меня доходили слухи о том, что где-то на севере выследили и убили двух или трех человек, в которых заподозрили эльфийское происхождение. Обратите внимание: те несчастные вовсе не были эльфами. Убийцы лишь подозревали их в том, что эльфами являлись какие-то их дальние предки. Все это наводит на размышления.
...морщить нос, Эмери, — продолжал Адобекк (в этом месте от письма был оторван клочок). — Я от волнения даже сжевал уголок почтовой бумаги, так беспокоит меня вышеизложенное. Равно как и нижеизлагаемое, кстати.
Вас это касается, поскольку вас касается все происходящее в Королевстве — на то мы и дворяне.
Кажется, я до сих пор не написал вам главного. В моих деревнях были беспорядки. Целых два больших беспорядка! И не обычные неустойки, с которыми мои управляющие превосходно справляются, пустив в ход такие научные, высокоэффективные приборы, как палки, угрозы смертной казни, размахивание дубиной и списки оштрафованных. Нет, это были практически бунты.
Если вы посещаете курс почвоведения в своей превосходной Академии, то вам должно быть известно о существовании двух сортов хлеба: так называемого «эльфийского» — белого, который растет в специфических условиях нашего Королевства, и так называемого «человечьего», то есть черного, который растет везде наравне с лопухами и прочей неубиваемой травой.
Разумеется, белый хлеб предпочтительнее, потому что он вкуснее, от него не раздувает живот — да и растет он в наших условиях лучше. И вот в двух моих деревнях отказались высаживать белый хлеб. Дескать, надлежит людям заботиться о людях, а разные эльфийские ухищрения нам ни к чему. Следует заранее готовиться к тем временам, когда никого из Эльсион Лакар не останется в Королевстве и особенно — на королевском троне. (Я снова цитирую лозунги наших политических противников.)
Эти сволочи довели меня до того, что я вынужден был написать короткое, гнусное слово «согласен» на отчаянной просьбе одного из моих управляющих — прислать в эти деревни отряд копейщиков и силой вернуть несчастным крестьянам здравый рассудок. Занятие неблагодарное и неблагородное.
Я уверен, что здесь поработали какие-то посторонние силы. Никто из моих людей не стал бы бунтовать, не будь подстрекательства. Вопрос: кому выгодно? Ответ: герцогу Вейенто.
Проклиная все на свете, я отдал этот приказ, и бунтовщиков разогнали. Если бы они поступили по-своему, вполне возможно, у нас был бы недород — и как следствие голод. Ну, не такой голод, от которого вымирают целые деревни и города, но все-таки ощутимый. Несколько неурожаев подряд могут завершиться катастрофой.
Вопрос — кому это выгодно? Кто выиграет от беспорядков и бедствий на юге? Ответ — север.
Мне пришлось также отдать распоряжение — чтобы часть моих крестьян продали на заводы. Если герцог Вейенто так любит бунтовщиков, то пусть кормит их собственной грудью. Время от времени на шахтах возникает нужда в новых людях. Особенно после больших обвалов.
Отчасти это письмо служит оправданием, сравнительно небольшой сумме, которую я посылаю, отчасти объясняет мое дурное настроение; но главная его цель — побудить вас усерднее посещать занятия по гидропонике.
Остаюсь вашим преданным другом и умудренным старшим родственником.
СОЖГИТЕ ПИСЬМО!!!»
Первым послание Адобекка изучил Эмери. Ренье сидел скучный: ни новых узоров для вышивки, ни интересных книг дядя не прислал, что до письма, то рано или поздно Эмери позволит брату завладеть стопкой мятых, перепачканных листков — читай, сколько влезет.
— Держи. — Со вздохом Эмери сунул брату творение дяди.
Ренье взял, оглядел все кляксы и пятна, щедро украсившие бумагу.
— О чем он хоть пишет?
— В деревнях беспорядки, будет продавать часть крестьян, а так — все по-старому, — сказал Эмери. — Когда закончишь читать, брось письмо в печку. Дядя опасно откровенен. Я бы даже сказал — неприятно откровенен. Впрочем, насколько я успел понять наших родственников, все они всегда отлично отдают себе отчет в своих поступках.
— Будем подражать им в этом похвальном стремлении, — сказал Ренье, отчаянно зевая. Он спалил в камине дядино послание, так и не одолев его, после чего повалился на кровать, где нетерпеливо дожидался его последний утренний сон.
Глава пятая
СОФЕНА И ЕЕ БРАТ
По сравнению с Софеной Аббана, довольно рослая и крупная, казалась хрупкой. Софена покровительствовала подруге.
Вечерами они сидели в любимой беседке за библиотекой, любовались игрой угасающих солнечных лучей в разноцветных стеклах и разговаривали, перебирая события уходящего дня.
— Как тебе новенькая? — поинтересовалась Аббана.
Софена запустила пятерню в свою непокорную гриву.
— С большими претензиями девушка, — сказала она после долгого молчания.
— Все от нее без ума, — заметила Аббана.
— Богатая, — кратко обронила Софена и перешла к другому.
Месяца полтора назад у Аббаны был небольшой роман с Эгреем. Очень небольшой. По какой-то причине Софена пребывала в уверенности, что Эгрей — именно тот человек, который необходим ее подруге. Внешне довольно неказистый, худой и жилистый, с незапоминающимся лицом, он умел быть нежным и обаятельным. Он выслушивал любые девичьи глупости так, словно ему сообщали нечто важное. Недурно разбирался в моде. Не проявлял остойчивости, охотно соглашаясь на ту любовную игру, которую ему предлагали.
В свое время Софена приложила немало усилий, устраивая счастье подруги. В этом деле Софена, следует отдать ей должное, была совершенно бескорыстна. Для себя она не хотела здесь ничего. Кроме, может быть, участия в обсуждении происходящего.
— Эгрей тоже положил на нее глаз, кстати, — добавила Аббана, возвращаясь к прежней теме.
— На новенькую? — Софена озабоченно нахмурилась.— Насколько это серьезно?
— Не знаю. Я вообще не уверена в том, что здесь возможно нечто серьезное. Учеба в Академии — в принципе промежуточное состояние. Пограничное. Между стабильностью детства и прочностью брака.
— Браки случаются и непрочные, — угрюмо сказала Софена. — Об этом ты думала? Зыбко в нашей жизни абсолютно все. Как будто всю жизнь мы идем по тонкой сетке, натянутой над бездной.
Обе замолчали, прислушиваясь к ощущениям внутри себя. Вечерний покой окутывал пышный сад Академии, в полумраке сладковато и чуть гнилостно пахли мясистые цветы. Очень далеко свистела одинокая птица. В этот час девушки особенно остро чувствовали хрупкость своего бытия и коварство окружающего мира, который постоянно пытался обмануть их лживой иллюзией надежности.
