Александра Лисина - Холодные дни
- Рес, Крот, не удивляйтесь - Трис на самом деле не оборотень.
- Да? - довольно мрачно переспросил воин помоложе, не торопясь опускать руки. - Ты уверен?
- Конечно. Трис, может, не совсем человек в том смысле, в каком мы понимаем (эльфы сделали непроницаемые лица), она невероятна быстра, сильна, имеет отменную реакцию и весьма любопытное оружие, но можешь мне поверить - к нечисти не имеет никакого отношения. Хотя по первости я и сам, честно говоря, сомневался.
- Неужели? Что же заставило тебя передумать? - поддержал приятеля второй незнакомец, поименованный Кротом. Тот самый, постарше, с сединой на висках.
- У нее красная кровь.
Я аж поперхнулась от такого "доказательства".
- Конечно, красная! Какая же еще?!
- У истинных оборотней она черная, Трис, - спокойно пояснил Лех. - А у всех остальных и вовсе - слизь белесая. Ядовитая, кстати. И солнце они не переносят, в отличие от тебя. Кровью питаются и рядом с открытой раной ни за что не удержатся. А ты не раз такие раны перевязывала и не слишком горела желанием попробовать ее на вкус.
- Фу!
- Вот именно. А еще, в отличие от оборотней, ты не любишь луну.
Я несильно вздрогнула.
- Неправда. Я ее люблю.
- Ну, опасаешься, - поправился Лех, внимательно изучая мое лицо. - Это ведь неспроста, верно? Не отвечай, я и так это знаю - успел, знаешь ли, за тобой понаблюдать. Но еще я знаю то, что ты спасла жизнь мне и моей семье. Ни разу не попыталась причинить нам вред. Не сделала ничего такого, за что я мог бы тебя упрекнуть и даже...
Он странно поджал губы и вдруг быстро шагнул навстречу. Я инстинктивно попятилась, но Лех вдруг улыбнулся и, поняв мои опасения, попросил:
- Поверни-ка голову.
Признаться, я слегка растерялась, когда он бережно коснулся распустившихся волос. Затем что-то достал оттуда (на миг даже испугалась, что это окажется какой-нибудь вонючий клоп) и, повертев сильными пальцами, протянул небольшую пятиконечную звездочку, которую кто-то из местных умельцев с силой запустил мне в спину. Попасть-то попал, но слегка не рассчитал скорости, и она безнадежно запуталась в волосах, не причинив никакого вреда.
Я недолго повертела крохотный диск, мысленно отметила, что он очень остер и сделан из качественного сплава, в котором присутствовала немалая доля серебра. Запоздало поежилась, представив, что было бы, если бы я не неслась отсюда, как угорелая. Затем немного рассердилась. После чего предельно вежливо загнула острые края внутрь, чтобы никто не поранился, и, наконец, вернула Леху.
- Забери эту гадость.
Тот с легкой улыбкой кинул испорченную звездочку Ресу.
- Теперь понял?
- Да чего тут не понять? - проворчал молодой воин, возвращая диск в специальный кармашек на поясе. - Ясно, что серебра не боится. Значит, живая. Наша.
- Я пока что своя собственная, - не замедлила фыркнуть я, обнимая грозно заворчавшего тигра. - Может, когда-то это измениться, но очень и очень не скоро. Надеюсь, меня больше не будут никаким образом проверять? Я могу спать спокойно? Лех, твои ушастые друзья, случаем, не нагрянут ко мне ближайшей ночью, чтобы убедиться, что я действительно живая и горячая?
Эльфы, к моему удивлению, на двойное оскорбление даже не шелохнулись. Беллри вообще словно оглох и ослеп, будто я не проехалась в очередной раз по его дурным наклонностям. Только взглянул на нас с Ширрой как-то очень невесело и молча покачал головой. А Шиалл, неловко помявшись, тихо вздохнул:
- Нет. Никаких доказательств больше не требуется.
- Да что ты говоришь?! - не сдержавшись, съязвила я. - С чего это вы вдруг такие смирные стали? Только что проткнуть пытались, дрянью обзывали, гадостью всякой в спину кидались...
- Нам очень жаль, - отвел глаза эльф.
- Как же вы быстро меняете свое мнение!
- Мы были слепы. Пожалуйста, пойми нас и не держи зла.
- Размечтались! - фыркнула я. - Прямо сейчас обниматься кинусь и выражать восторг от долгожданной встречи! В другой раз, небось, и говорить бы со мной не стали - вы ж к людям хуже, чем к собакам иногда... а уж ко мне-то... у-у, гады! Если бы не Ширра, не стояли бы вы тут такие скромные и во всем согласные!
- Нет, - тихо отозвался Беллри. - Дело не в нем.
- Тогда в чем же?
- На самом деле... - остроухий прерывисто вздохнул. - В тебе.
- Ну-ну. Значит, вы только теперь разглядели мою неземную красоту? Осознали свой грех и страшно раскаиваетесь за безобразное поведение?!
Беллри вдруг быстро повернулся и посмотрел с такой невыносимой тоской, что у меня отвратительно засосало под ложечкой, а в груди неприятно похолодело. Все еще смертельно бледный, какой-то несчастный, измученный догадками, которые, судя по всему, стали едва ли не страшнее, чем встреча с разъяренным Ширрой. Казалось, и хочет что-то сказать, да отчего-то не может. Страстно желает подойти, но кто-то не пускает. Так, бывает, смотрят с плахи несчастные, обвиненные в королевской измене - умоляюще, остро, с неимоверной болью, полным осознанием своей вины и того, что им уже ничто не поможет. Так молча кричит душа от осознания страшной ошибки, так надвое разрывается сердце и стонет от боли пронзенная предательским клинком грудь. Так и он смотрел - пошатывающийся от ужаса, бледный и мокрый, почти умирающий.
Мне даже плохо стало от этого жутковатого взгляда, захотелось сбежать от него куда подальше, но не вышло: проигнорировав предупреждающие взгляды друзей, эльф уже подошел вплотную и добавил еще тише, упорно пряча потухшие глаза. Сказал слабо, почти беззвучно, на грани слуховых ощущений. Прошептал так легко, будто осенний ветер прошелестел по верхушкам деревьев. Но я все равно услышала:
- Тот, кто носит лунное серебро, не может быть нечистью. И оно испокон веков признает только одного хозяина, только ему одному отдает свою силу. Моей слепоте нет прощения. Бездумному легкомыслию нет оправдания. Я виноват и буду наказан за это. А ты... прости, госпожа, что не узнали сразу.
Он сделал еще один шаг навстречу и, опровергая все, что нам было известно о несносных ушастых гордецах, вдруг низко поклонился - ко всеобщему изумлению и моей искренней оторопи. Едва на колено не припал, но перехватил сердитый взгляд Ширры и вовремя одумался: просто склонил непокорную голову. Однако и этого хватило с лихвой, чтобы караванщики и остальной гнотт ошеломленно крякнули, вскинув брови до немыслимых высот, а мне стало совсем нехорошо. Но когда то же самое проделал непримиримый Шиалл, на поляне и вовсе воцарилась оглушительная тишина.