Кай Майер - Начало пути
Знаю, что это звучит глупо. Академия хочет нас убить, а мой отец верит в то, что она могла бы принять нас в свои ряды. Он серьёзно считает, что члены Академии раскроют нам свои объятия, стоит только обезвредить все пустые книги. Он мечтает о старых добрых временах, в которых на самом деле никогда не жил. Вот почему мой отец так сильно ненавидит Зибенштерна. Зибенштерн уничтожил наше доброе имя, нашу репутацию, наше будущее. Возможно, это действительно так, но как бы там ни было, я не могу поверить, что Академия согласится забыть вражду и предоставит нам место в своих рядах.
Наверное, сейчас ты спрашиваешь себя: зачем же он хочет стать частью Академии, представителем диктатуры, которую ненавидят столько людей. Но мой отец убеждён в том, что способен повернуть время вспять. Он говорит, что, как только у Академии снова станет достаточно здравого смысла, многое можно будет изменить: отменить запреты, уволить агентов и очистить свою собственную историю, — так как, это делает он.
Боюсь, это ложные надежды. Всего лишь мечты и пустая трата сил. Не пойми меня неправильно — я очень люблю своего отца. Но он запутался в собственных сетях из которых не может выбраться. Он внушает мне страх и с каждым днём этот страх растёт.
Уже около года отец заставляет меня сопровождать его в поисках очередной пустой книги. Ты бы мог требовать такое от своей дочери? На нас охотятся, в нас стреляют, будто в грабителей (которыми мы в общем-то и являемся). Но, должна признаться, это захватывает дух. Не знаю, существует ли в твоём времени выражение «щекотать нервы». Сегодня его почти не используют, по большей части оно встречается в книгах, но лучше это состояние не описать. Мне нравится то, что мы делаем. Чем опаснее, тем лучше.
Вот скажи мне: это вообще нормально? Или я медленно схожу с ума в этом доме, в этой долине, скрытая от всего мира?
Глава ДЕСЯТАЯ
После того как отец подробно описал ей, что именно он задумал совершить сегодня вечером, Фурия довольно долго сидела неподвижно на крыше резиденции и глядела вдаль. На склонах холмов паслись овечки — белые пятна на сочно-зелёном полотне.
Резиденция располагалась на краю долины, и сильный западный ветер всегда приносил с собой ароматы с диких холмов. Воздух пропитывался запахами мокрой травы, листьев и тайнами зарослей, которые начинались за густой живой изгородью.
Лишь спустя некоторое время Фурия заметила, что чернила на кончике пера высохли. Сегодня она ещё не написала в книге Северина ни одного слова. Основное из истории библиомантики было ею описано много дней назад. Северин лишь изредка задавал вопросы, которые его интересовали. Он обычно поступал точно так же, как и она, — рассказывал о своей жизни, о строгом отце, о повседневных делах и о работе переплётчика. Но самое главное, он описывал свои чувства.
Иногда Фурия не могла сдержать улыбку, вчитываясь в его цветистые и витиеватые фразы, но и Северину наверняка тоже приходилось поразмыслить над некоторыми её оборотами. Как бы там ни было, если учесть, что их разделяло двести лет, Северин и Фурия отлично друг друга понимали, во всяком случае так ей казалось. Возможно, именно эта временная пропасть позволяла ей быть с ним по-настоящему откровенной. Притворяться было незачем, ведь ей никогда не доведётся посмотреть в его глаза.
Пронзительный свист прервал ход её мыслей. Он доносился с заднего двора. Там, за римскими руинами в конце сада, где покоились развалины кирпичных стен и остатки колонн, торчащие из сорной травы, словно надгробные плиты, заканчивалась территория резиденции. От холмистой долины её отделяла узкая полоса кустов и деревьев. За ними начинался резкий подъём на высокий холм. Далее вверх по склону вились железнодорожные пути, по которым проезжали лишь старые поезда с ржавыми грузовыми вагонами. Днём и ночью, через определённые промежутки времени, они провозили грузы в Оксфорд и Лондон. На поворотах им приходилось снижать скорость практически до пешеходной, издавая при этом предупреждающие сигналы, чтобы разогнать овец и коров.
Внизу, у главного входа в резиденцию, Вэкфорд громко свистнул, копируя гудок паровоза. Они с Сандерлендом выносили на улицу очередной шкаф.
Фурия усмехнулась. Вэкфорд частенько позволял себе такие чудачества, чтобы вывести из себя невозмутимого водителя. Это был давно сложившийся ритуал между двумя мужчинами, и, конечно, Сандерленд даже бровью не повёл, как Вэкфорд ни старался.
Пока вагоны заносило на узких поворотах, Фурия снова перевела взгляд на раскрытую книгу, лежавшую у неё на коленях. Она макнула стеклянную ручку в чернильницу, отступила немного от последней строчки Северина и начала писать.
Сегодня ночью это случится снова. Я буду сопровождать отца во время его прыжка.
Подобное происходило впервые с тех пор, как они начали переписываться, но Северин знал, о чём речь, а Фурия знала, что он будет беспокоиться. Она представила, как Северин покачал головой и в задумчивости поглядел в окно на Рейн. Длинные светлые волосы до плеч, старомодный сюртук, рубашка с кружевами, как у Хитклиффа[3] в «Грозовом перевале», и пальцы, перепачканные типографской краской.
Папа обнаружил ещё одну пустую книгу две недели назад и с тех пор тайно вёл подготовку к нашей операции. Для прыжка мы снова будем использовать одну из книг Зибенштерна — «Виолетта — предводительница пиратов». Мой отец нашёл в катакомбах второй экземпляр и отправил его срочной почтой в Турин, тому самому коллекционеру. Тот должен был получить книгу несколько часов назад. И если всё получилось, как было задумано, то сейчас она находится в конечной точке нашего прыжка.
Для того чтобы перемещаться с помощью книг, всегда нужны два совершенно одинаковых экземпляра, обязательно из того же тиража.
Ми используем одну книгу в качестве передатчика, а вторую — в качестве приёмника. Мы с нашим экземпляром приземлимся в том же месте, где в тот момент будет находиться вторая книга. Надеюсь, что её новый владелец окажется настоящим коллекционером и поставит её на одну из полок, в своей библиотеке. Папа отправил книгу якобы от имени одной из книжных лавок Лондона. Если же получатель просто выбросит роман, мы рискуем закончить наше путешествие под прессом для мусора.
Несложно предположить, что бывали и такие случаи, когда вторая книга оказывалась, например, в собачьем питомнике или в море. Мне рассказывали, что кто-то заподозрил подвох и книгу-приёмник, отнесли в крематорий. Когда библиомант очутился на месте, у него ещё было время сообразить, где он находится, но затем печь разожгли, и он сгорел заживо.
