Анна Степанова - Темный мастер
На впалой щеке девочки краснел теперь яркий отпечаток ладони.
«Хорошо, хоть пощечина, а не излюбленный Славин удар, способный и крепкому мужику сломать челюсть!..» — отрешенно подумал мастер, тут же отметив, что подруга его на этом не успокоилась и уже вновь заносит руку.
— Слава! — прикрикнул он. — Хватит!
Слава сердито застыла, посматривая то на юношу, то на сдерживающую злые слезы девчонку.
— Тебе разве не пора к ученикам? — холодно осадил ее Огнезор. — Я и сам здесь разберусь.
Побелев от ярости, девушка встала — неторопливо, с подчеркнутым высокомерным достоинством.
— Заходи ко мне после обеда, тогда и поговорим, — попытался он смягчить резкость своего тона примиряющей полуулыбкой. С излишней, впрочем, поспешностью, отодвигая перед Славой перегородку.
Спиной он снова ощущал на себе взгляд жадных, ненавидяще-любопытных глаз, и рассерженная Слава, честно говоря, занимала его сейчас куда меньше, чем маленькая этих глаз обладательница.
— Итак, — обернулся Огнезор, — ученица второй группы, будущая целительница Мила…
Девочка напряглась, сжалась, вновь ожидая удара.
— Может, присядешь? — указал на низкую скамью мастер. — Стол, в конце-концов, на двоих накрыт…
— Что? — непонимающе выдохнула она.
— Сядь, говорю! Есть хочешь?
Мила сглотнула, но упрямо помотала головой.
— Ну и дура, — вновь усаживаясь на скамью, тихо пробормотал Огнезор. — Еле стоишь ведь! Я бы отличал гордость от глупости…
Девчонка посмотрела на него с удивлением — и как-то чудно, щурясь, будто на свет. Затем молча села за стол.
Пару секунд жадно пожирала глазами аппетитные, золотисто обжаренные растительные побеги с кусочками мяса под пряным соусом, румяные хлебцы с сырной корочкой и тонкие ломтики засахаренных фруктов (блюда, не слишком изысканные, но все же на порядок лучше скудной ученической каши на рыбном бульоне) — затем схватила первое, до чего рука дотянулась и, не глядя больше на мастера, с рвением голодного звереныша принялась запихивать это в рот.
Огнезор устроился напротив, со вздохом покрутил в руках маленький столовый нож и затейливо изогнутую вилочку, втайне ощущая зависть к изголодавшейся ученице, которая могла совершенно не думать о манерах. И где только Гильдия набралась этих глупостей? Мало ему при дворе мороки…
Какое-то время оба молча жевали.
— Что ж ты так смотрела на меня, Мила? — наконец, нарушил молчание мастер.
— Как? — мгновенно взъерошилась та.
— Необычно, — попытался облечь свои ощущения в слова Огнезор. — Без страха, без… хм… восхищения… Без удивленного разочарования. Вообще, не как на человека, — скорее, как на странную… вещь.
— Так ты и есть странный, — неохотно и совсем не любезно отозвалась она.
— Это я и без тебя знаю, — хмыкнул юноша. — Мне просто любопытно, что такое «странный» в твоем понимании?
Ученица с усилием подняла на него взгляд — точнее, попыталась, тут же вновь потупившись. И даже, кажется, зажмурилась?
Удивленный, Огнезор протянул руку, неумолимо притягивая Милу за подбородок, принуждая смотреть глаза в глаза.
Она дернулась, пытаясь вырваться, вскрикнула — затем лицо ее потускнело, смялось, как скомканный бумажный лист, сощуренные глаза отчаянно заслезились.
— Пожалуйста, пожалуйста! — с мольбой выдохнула она. — Смотреть на тебя так близко… больно.
Разговор больше не выглядел просто любопытным. И уж никак не был забавным. Разжав пальцы на ее подбородке, Огнезор нахмурился.
— Почему? — очень серьезно спросил он.
— Слышал сказку, — поспешно уткнувшись в тарелку, хрипло заговорила девчонка, — сказку о богине, что захотела свить кружево из всех судеб мира? Чтоб сплетались они в красоте и гармонии? Но только отвлеклась богиня, вылез из-за очага маленький дух-проказник, и спутал все нити, да так беспорядочно и крепко, что никто уже не смог их разделить.
— Слышал, — осторожно кивнул юноша, потихоньку прикидывая, похожа ли Мила на ненормальную. Вообще-то, очень даже! Правда, не больше, чем он сам…
Впрочем, о нормальности любого из обладателей Дара можно еще ой как поспорить! Все они безумны. Так или иначе. В той или иной степени. Этот факт мастер Вера накрепко вбила когда-то в его ученическую голову, оставив гадать, какого же рода безумие поразит его самого…
— Иногда мне видится, — продолжала между тем ученица, — будто все люди состоят из таких вот спутанных нитей: своей и чужих. Всех цветов. Но если у других они тусклые, то твоя горит, как солнце. Так ярко, что слепит глаза… Ни у кого прежде я не видела такого. Разве это не странность?
— Да уж, странность, — сквозь зубы процедил Огнезор, не в силах сдержать раздражения. — Не чувствуй я, что не врешь, решил бы, что тебя кто-то из этих негодяев-подмастерьев подослал… Приятели, чтоб их, ученичества! С дурацкими шуточками!..
Девчонка не отвечала, еще ниже опустив голову.
— А слышала ли ты, Мила, — все больше распаляясь, продолжал юноша, — что у сказки твоей есть продолжение? Легенда о Первом Боге и его кровных? И знаешь ли ты, что я просто ненавижу эту проклятую историю?!
— О! — догадливо выдохнула ученица, мгновенно осмелившись поднять на Огнезора расширившиеся в изумлении глаза. — Вот, значит, что это… почему ты… горишь!
Куда только подевался злой, настороженный волчонок! Теперь девчонка благоговейно сияла, будто узрев божественное откровение. И пялилась, пялилась, пялилась! Даже не смотря на явную боль в ее покрасневших, слезящихся глазах!..
Маленькая ненормальная!
Неудивительно, что другие ученики так к ней относятся!
— Да хватит уже! — в сердцах ударил по столу Огнезор.
Мила будто из транса вышла, поспешно отведя взгляд.
— Говорил же, ненавижу эту суеверную ерунду!
— Прости, — обреченно поникла девочка. — Ты теперь… убьешь меня?
— Что-о? — разговор становился настолько нелепым, что мастер чуть не рассмеялся. — Убить тебя? Извини, милая, но мои услуги в этой области стоят слишком дорого! Тебе уж точно не по карману! Так что, если жить надоело, поищи себе более… хм… доступный способ самоубийства.
— Да что ты вообще знаешь о желании умереть! — вдруг зло выкрикнула она.
И теперь уже Огнезор опустил глаза.
— Больше, чем ты думаешь, — обронил тихо.
Он и сам не понимал, что на него нашло. Откуда такая откровенность? Ведь даже Славе никогда не говорил…
Но сейчас почему-то закатал залитый вином рукав, обнажая запястье, демонстрируя сумасшедшей ученице длинный белый шрам, рассекающий его вдоль вены.
