Карина Демина - Леди и война. Пепел моего сердца
Длинная трехгранная игла — направо. И черный футляр с мертвыми жуками.
— Вместо того чтобы найти женщину и спариться с ней, а потом уйти, оставив достаточно еды для нее и потомства, он к ней привязывается.
И предает, пытаясь сохранить мир людям, которых считает недостойными мира и вообще доброго слова. Нелогично. И мучительно.
Шелковую ленточку с тремя бантиками — налево. Складной нож — направо. Склянку с куском темноты туда же. И серебряный портсигар, который Юго открывает, демонстрируя желтоватые иголки, на первый взгляд совершенно безопасные.
— Или вот твой муж… ты… вы все оружие друг против друга. В моем мире все проще.
Карманы Юго бездонны, но, кроме ножа и иглы, я не вижу ничего, хотя бы отдаленно напоминающее оружие. С другой стороны, что я знаю о наемных убийцах?
Стреляет он метко.
— Но иногда мне кажется, что я упускаю из виду что-то важное.
Две монеты прилипают к пальцам и сталкиваются. Протяжный звон. Такой тяжелый.
— Спите, леди. — Юго вновь переходит на «вы». — Вам следует беречь силы.
— Ты… — Вдруг я вспоминаю Мюрича. И служанку, едва не проспавшую мое убийство. Сказку о свирели, которая насылает волшебный сон. — Ты можешь им сыграть?
И мы просто уйдем.
— Нет, — отвечает Юго, вновь сталкивая монеты. — Магии во мне капля осталась… и вещи все высушил.
Он говорит о темнолицем магистре с каменными глазами.
— На вас вот хватит. А больше — нет. Спите…
Монеты вызванивают мелодию. Колыбельную.
И я, кажется, слышу мамин голос. Я ведь помню, как она пела… редко, правда. И слов не различить. Но все равно закрываю глаза, не желая, чтобы песня оборвалась.
Магия?
Пускай. Мне и вправду отдохнуть не мешает, раз уж больше заняться нечем.
Стоило закрыть глаза, и внутренняя пустота заполнялась огненными кошками. Они просачивались сквозь стены кареты, ложились на колени, выпускали когти и драли кожу.
А боли не было.
Сержант ждал, ждал, а ее все не было. Он с каким-то отвлеченным интересом смотрел, как кошки снимают пласт за пластом кожу, мышцы и краем сознания отдавал себе отчет, что происходящее это не сон.
Или же он сошел с ума, не медленно, как брат, а в одночасье.
— Брысь, пошли! — сказал Сержант, пытаясь ухватить кошку за шкирку. Пламя затрещало и опалило руку, но опять же ничего не почувствовал.
А кошка вдруг убрала когти и замурлыкала. У нее были узкие нарисованные глаза темно-карего цвета. Не глаза — переспелая вишня.
Та, что сгорела вместе с дворцом.
Наверное, теперь кошки станут приходить часто. И Сержант вспомнит, как уживаться с ними. Положив кошку на колени, он провел по искристой шерсти рукой.
— Будем играть?
Кошка сощурилась, не спеша отвечать. Та же женщина, только четвероногая. Но от этой у Сержанта избавиться не выйдет. Он и не хочет. Должно же остаться хоть что-то?
А раны заживут.
На нем всегда быстро заживало.
…кровь лучше отходит в холодной воде. Положить на один камень, тереть другим. Потом отжать, стараясь не разорвать ткань, и натянуть еще сырую, липнущую к телу. Сразу становится холодно, но Дар не идет к костру, держится поодаль.
Эти люди — чужие.
Дар убил бы их, если бы смог. Но у него больше нет оружия, а люди за своим следят. Хотя на берегу реки хватает камней, и Дар нашел один, тяжелый и острый. Удобный. Осталось выбрать жертву.
И, присев на краю темноты, он разглядывает людей.
У того, который правил телегой, нет имени. Все зовут его Сержантом, а он отзывается. Он крупный и седой, носит бороду, усы, а волосы в косу заплетает.
Без оружия.
Но ему, наверное, и не нужно. Каждый кулак — с голову Дара.
Значит, нельзя под кулаки попадать.
А лучше выбрать кого-нибудь другого — все-таки неправильно убивать того, кто тебя кормил.
Над котлом колдует невысокий человечек, какой-то весь округлый, бестолковый. Он излишне суетлив и выглядит беспечным. Однако нет-нет да останавливается его взгляд на кромке леса, на тех кустах, в которых прячется Дар.
И значит, человек не так прост.
Двое других обыкновенны. Воины, как те, которые во дворце… от него, говорят, остались головешки, но Дар не понимает, разве возможно такое? Врут.
Уйти?
Вернуться по дороге, пересчитав мертвецов, и лично посмотреть?
Наверное, это было правильное решение. Но осуществить его не вышло. Чья-то рука схватила за шиворот, подняла, тряхнула и швырнула к огню.
— Смотри, Сержант. Сбежит, со всего десятка шкуру спущу.
Этот голос заставил прижаться к земле и зарычать. Вот тот, кого Дар должен убить.
— Посади на цепь.
Он сумел вскочить и добраться до цели. Ударить камнем по протянутой руке и получить второй рукой по зубам. Запоздало подумалось, что зря рубашку стирал — все равно кровью зальет.
А враг присел на корточки и, вцепившись в волосы, голову задрал. Шея отчетливо хрустела. Но Дар, сцепив зубы, разглядывал человека, которого непременно должен убить.
Рыжие волосы. Рыжие глаза, почти как у брата. И черный рисунок.
Задача усложнялась. Дар не знал, как можно убить протектора.
Но выяснит.
— Злой, — сказал враг. — Жаль, что младшая ветвь. Тебя, пожалуй, можно было бы чему-то научить.
Рычать с вывернутой головой было неудобно.
— Ладно, на что-нибудь сгодишься.
Дара отпустили. Он поднялся, не сразу, но поднялся. И лишь затем, чтобы попасть в руки Сержанта. Тот, правда, не стал бить, но вытер лицо мокрой тряпкой и, оттащив к костру, сунул плошку с кашей.
— Ешь.
Дар не стал отказываться. Чтобы жить и убивать, нужны силы.
Но на цепь его все-таки посадили: Сержант не любил рисковать своими людьми.
Проснулся Сержант оттого, что карета замедлила ход. Не открывая глаз, попытался определить направление. Восток. И море рядом.
Знать бы еще, какое именно.
Какое бы ни было, но корабль — куда более надежная тюрьма, чем карета.
— Ты не спишь. У тебя дыхание изменилось. И движения глаз выдают. — Чужак сидел на полу и снова выглядел ребенком.
Правильно: если прибыли к пункту пересадки, то в любой момент может появиться охрана.
— Я принес клятву, — сказал он, поправляя берет.
— Хорошо.
Открыть глаза. Приспособиться к сумеркам — плотные занавески и догоревшая свеча создавали иллюзию ночи — и сесть. Размять затекшие мышцы. Выровнять дыхание.
— Я хотел спросить, почему из всех женщин ты выбрал именно эту? И почему не способен изменить выбор?
— Не знаю.
— То есть это не было осознанным действием?
— Не было.
К счастью, больше чужак вопросов не задавал.
