Карина Дёмина - Медведица, или Легенда о Черном Янгаре
Или другой, которая спала, утонув в меховых покрывалах.
Один взгляд на нее, и ярость отступила.
Быть может, раб солгал или перепутал? Не способен же Ерхо Ину желать зла собственной дочери. Не рискнет разломить ее судьбу пополам.
— Идемте, господин. Спешить надо.
Раб прислушался к темноте.
Уходить? Пожалуй, вот только Янгар должен забрать кое-что свое.
Он подхватил Налле на руки, и когда она вздрогнула, сказал шепотом:
— Это я.
— Уже пора? — сонная, она была мягка и беззащитна.
— Пора, — Янгар коснулся лба губами. — Обними меня.
Обняла. И ничего не спросила, когда Янгар понес ее не к отделанным медными пластинами вратам, которые должны были открыться незадолго до рассвета, но в боковой неприметный проход. Только прижалась сильнее. И сердечко стучит-стучит…
Темно.
Янгар хотел взять факел, но раб замотал руками и вытащил из-под полы свечной огрызок, оплавленный, грязный. И огонек, рожденный им, был слаб.
Но хватило. Сказалась Хазматова выучка.
Раб шел быстро, ступая беззвучно, настоящая храмовая крыса, из тех, о существовании которых не задумываешь, пока однажды не переступаешь границу крысиного мира. И вдруг кольнул страх: а если не Кейсо отправил посланника? Если как раз-то Ерхо Ину, тесть дорогой? Или кто-то из гостей, благо, найдутся желающие оставить Черного Янгара в подземельях.
И не извне удара ждать следует, но со спины.
Слух обострился.
И обнаженная кожа ловила малейшие токи воздуха.
Ничего. Никого. Только раб и свеча в его руке. Только дрожащая девочка, которая вцепилась в Янгара. Ей куда страшнее, и ему хочется успокоить, сказать, что все обойдется. Но слова разрушат тишину.
Но вот раб остановился перед дверью, обыкновенной, дубовой, на тяжелых завесах. Он скользнул в нишу, выдолбленную в стене и сжался.
Привратник.
И старый, если позволено без цепи гулять.
Или опытный, научившийся избавляться от цепей так, чтобы этого не заметили.
Сколько обещал ему Кейсо за помощь? Много. Столько, чтобы хватило рабу на новую жизнь. И ведь Кейсо не сегодня его нашел, но много раньше, спеша упредить несуществующую опасность.
Дверь отворилась беззвучно.
Снаружи было темно. До рассвета осталось всего ничего, и скоро темнота поблекнет, прорежутся в ней сизые нити рассвета.
Кейсо ждал на поляне. С лошадьми. Вот только не было ни черного жеребца, ни серебряной кобылицы. Переминался с ноги на ногу тяжелый битюг Кейсо, встряхивал головой, грыз удила. Рядом с ним виднелся бессараб чалой масти, купленный Янгаром за исключительную выносливость.
Сам Кейсо сидел на пеньке, расставив колени, и начищал любимый палаш полой халата.
— Держи, ж-жених, — Кейсо кинул тюк с одеждой. — И поторопись.
Сам он был в парчовом желтом халате, местами продранном. И по золотым гиацинтам расплывались алые пятна крови. Из широких рукавов, разрезанных едва ли не до локтя, выглядывали ножны метательных ножей. И были они пусты.
Кейсо же вернулся к прерванному занятию.
От него пахло дымом.
И значит, правда… нет больше у Янгара дома.
— Рассказывай, — велел он и, вспомнив вдруг о том, кого держит в руках, едва не отшвырнул женщину, из-за которой… не додумал. Пиркко сама выскользнула из рук, отступила, не спуская с Янгара настороженного взгляда.
— А что рассказывать. Свадьба была, — Кейсо спокойно водил тканью по изогнутому клинку. — Гости пили. Гости ели. Гуляли… хорошо так гуляли… до хмелю… особенно наши. За тебя-то здравицы подымались. Мой голос — не твой, чтобы слушали беспрекословно.
И люди, верные надежные люди, пили, не рискуя оскорбить богов отказом.
Свадьба ведь.
Не кто-нибудь женится, но Янгхаар Каапо.
— Ты мне оставил две сотни, — сказал Кейсо, переворачивая палаш на другую сторону, и хоть сталь была чиста, но он все же провел по ней атласной тряпкой. — Тридуба привел вдвое больше… наемники.
Волчье племя, беззаконное.
— С табунами пришли… подарком жениху.
— Остальные?
— Не стали вмешиваться. Отступили.
— Дальше, — приказал Янгар.
— Ворота открыли… наши или кто из гостей? — Кейсо глянул снизу вверх, с упреком. — Кто ж разберет? Свадьба… шумно…
И за шумом шума не услыхать. Свадьба гуляет. Веселится. Вот только веселье это на крови замешано. Кейсо все же поднял голову, и взгляд его был страшен.
— Поздно спохватились. Я приказал уводить людей…
…в усадьбе помимо воинов и слуги, и рабы, и старые, и молодые, женщины, мужчины…
Выведут.
Тайный ход, которым выбрался Кейсо, к самой реке спускается. Но и Ерхо Ину, коль задумал подобное злодеяние, позаботиться о том, чтобы не осталось свидетелей.
Всех вырежет.
Сволочь.
— А дом подожгли, — Кейсо улыбнулся безумной кривоватой улыбкой. — Ярко так горел, видать, не обошлось без земляного масла…
…оно орехами пахнет.
…ночь.
…и всадники во дворе.
…подводы, на которые выгружают сундуки, бочки, тюки с тряпьем.
…люди суетятся. И не люди даже — муравьи, что проложили дорогу к дому, тащат, волокут добро.
…громко лопаются кувшины, и такая знакомая вонь расползается по двору.
…факел в руке чужака.
…и пламя взмывает высоко, выше разваленного тына, выше деревьев, выше самого неба.
…кто-то кричит…
…и острый локоть придавливает Янгара к седлу, не позволяя вывернуться.
…пепел просеют… так будет проще найти…
Кто это сказал и когда?
…мальчишка скажет. Он знает.
Что?
…упрямый змееныш… ничего, справятся.
…надо молчать.
…а лучше и вовсе забыть…
О чем?
— Одевайся, — спокойный голос Кейсо выдернул из воспоминаний. — Уходить надо.
Непослушными пальцами развязал Янгар узел. Уходить… прочь… и это не бегство. Янгхаар вернется и отомстит.
Он пройдется по землям Ерхо Ину, не оставив в живых никого, кто носит это имя. Он напоит поля кровью, и положит мертвецов к корням деревьев. Будут пировать волчьи стаи. Будут кричать вороны, восславляя Янгхаара-кормильца. И на всем Севере не найдется человека, который скажет, что совершена месть не по праву.
Глава 10. Удары
Странное дело, я не испытывала страха.
Стояла. Слушала. Удивлялась тому, до чего холодная земля. А ведь еще лето, кажется. И росы выпали ранние, значит, к полудню распогодится, верная примета.
И светлеющее на востоке небо, смущенное словно, предупреждает о скором появлении солнца.
Наверное, надо бежать, пока Янгар не вспомнил о моем существовании.
Куда?
К отцу? Или в храм, дверь которого, возможно, открыта?
