Алина Лис - Школа гейш
Память о том, что случилось пару часов назад, сводила с ума. Акио Такухати всегда гордился тем, что он хозяин своего разума и тела. Железная самодисциплина, постоянные тренировки, неустанный самоконтроль. И где это все сейчас? Сидит, вперившись в пространство, как идиот. Как мальчишка, впервые дорвавшийся до женского тела.
Хуже, чем мальчишка. Когда Акио в четырнадцать лет впервые познал женщину, то наутро не вспомнил даже ее имени. Она была шлюхой. Очень дорогой, но шлюхой.
Совсем как дразняще-невинная, доступная, развратная, запретная Мия.
Ми-я — имя, как перезвон колокольчика на ветру.
Он снова выругался, чувствуя, как возвращается болезненное возбуждение. Не думать! Не вспоминать о ее теле. О том, как она сама целовала его. Неуверенно, осторожно и в то же время нахально. Как вздрагивала грудь, мелькали перед глазами бледно-розовые конусы сосков, как сладко она сжималась…
Он позволил ей действовать, раздираемый двумя противоположными желаниями. Швырнуть наглую девчонку на футон и взять так, как нравилось ему. И не вмешиваться, отдав ей полностью контроль.
Там, в иллюзии, Акио почувствовал — стоит ему проявить свою власть, показать силу, и Мия замкнется. Начнет кричать, вырываться, будет кривиться и показывать, как он ей противен.
И можно было бы наплевать на ее желания, но как сладко было ощущать ее любопытство, робость, возбуждение. Нет, сам бы он не прервал эту игру. Слишком хороша была маленькая майко в своем дерзком порыве.
Развратная лгунья. Она делала это добровольно! И она хотела его.
Надо было распустить ей волосы в генсо… черные, шелковистые, такие длинные, что Мия могла бы ходить, завернувшись только в них вместо одежды.
Запустить в них руку, намотать на кулак, потянуть гордячку вниз, поставить на колени. И пусть покажет, чему ее научили наставницы.
Он представил, как раскрываются алые, чуть припухлые губы, принимая его, как, лаская, скользит язычок по возбужденной плоти, как она смотрит снизу вверх с покорностью и обожанием…
Ведьма! Лиса!
Такухати зарычал и отшвырнул кисточку для туши. По рисовой бумаге расползлись некрасивые пятна.
Найти женщину… достаточно найти женщину, тогда это наваждение прекратится. Он попробовал представить другую. Вспомнить лицо гейши, с которой провел последний вечер в столице перед тем, как отправиться в «Медовый лотос», но перед глазами стояла только она.
Дурь какая-то. Одержимость.
Генерал рывком встал, схватил катану. Двухчасовая тренировка, холодные обливания и женщина. Этого хватит, чтобы прогнать морок.
Глава 7
ЛЕГЕНДА О СЕРДЦЕ МОРЯ
Джин и тануки играли в го.
Мия остановилась в дверях храма, не зная, что сказать. Сегодня самханцу было явно лучше. Похоже, он даже дополз до водяной купели во дворе и искупался. В еще влажных волосах блестели капельки, струи воды сползали, оставляли на гладкой коже влажные дорожки. Мужчина был только в набедренной повязке, выстиранное кимоно и хакама остались сушиться во дворе.
Дайхиро сердито спрятал ладони в рукава.
— Пас. Снова пас. Ну что за безобразие! Почему опять «пас»? — вопросил он, потрясая лапками в негодовании. — Уверен, ты жульничаешь, хитрый самханский жук!
— Жульничаю в го? Разве это возможно?
— Вот и я думал, что нет. — Тануки оживился. — Давай меняться: я тебе новое кимоно, а ты расскажешь, как это делаешь!
Джин сверкнул белозубой улыбкой:
— А кимоно в соседней деревне сопрешь?
— Позаимствую, — поправил его тануки. — И не в соседней. Где живу — не гажу.
Самханец развел руками:
— Хорошая сделка, уважаемый Дайхиро. Но, увы, никакого секрета нет. Я просто хорошо играю. Могу научить…
— Дайхиро! — перебила его Мия. — Нам нужно поговорить.
Она поднималась в храм с тяжелым сердцем и всю дорогу так и эдак крутила в мыслях предстоящий разговор. Еще и воспоминание об уроке с Такухати вносило дополнительный сумбур. Мысли то и дело сбивались на случившееся в зале. Перед глазами вставало мужественное, искаженное страстью лицо, вспоминался вкус поцелуев и хмельное ощущение власти над опасным хищником. Тем более дразнящее, что он вручил эту власть Мие добровольно и мог отобрать в любой момент.
Она тряхнула головой. Боги, опять? Даже сейчас, в разговоре с самханцем.
Что Такухати сделал с ней?
Дайхиро мгновенно подобрался, реагируя на тон:
— Что-то случилось, Мия-сан?
Рука мужчины потянулась к ножу.
— У меня тот же вопрос.
— Случилось. Подойди, пожалуйста, Дайхиро. Нет-нет, Джин! Ты — сиди.
Только когда оборотень оказался рядом с ней у двери, Мия облегченно выдохнула. Она помнила, каким смертоносно быстрым умеет быть самханец. Но со сломанной ногой Джин не успеет до них добраться.
Тануки встревоженно заглянул ей в лицо:
— В чем дело?
— Он — шпион и убийца, — кивнув в сторону самханца, сказала Мия. — Его ищут войска наместника.
— Ого! — присвистнул тануки. — И что мы будем делать?
— Мия, послушай…
— Мы уйдем. И позовем стражу.
Она не смотрела на Джина. Лгун! Предатель!
Шпион.
— А я говорил, что надо его выбросить. Нечего подбирать всякую пакость. — Тануки с тоской покосился на оставленный у костра тесак, а потом укоризненно — на Мию. — Могла намекнуть. Я бы ножик прихватил.
Самханец поднялся, тяжело опираясь на бамбуковый посох.
— Все не так просто, Мия. Пожалуйста, выслушай меня!
Она попятилась.
— Пойдем, Дайхиро.
— Стой!
Он был быстрым. Даже со сломанной ногой слишком быстрым. Но Мия успела бы уйти, если бы не камень, некстати подвернувшийся под ногу маленькому монаху…
Жалобный крик тануки остановил ее уже у ворот. Она обернулась. И поняла, что никуда не уйдет.
Тануки лежал на ступенях храма, а самханец сидел на нем сверху, удерживая оборотня в болевом захвате.
— Беги, Мия-сан, — выкрикнул Дайхиро.
Мия беспомощно оглянулась по сторонам. У нее не было даже ножа. Ни ножа, ни палки — ничего. Да и поможет ли нож против воина?
Вот она, расплата за глупость. За неуместное желание помочь первому встречному.
— Беги! — Оборотень извернулся и впился зубами в держащую его руку. Мужчина поморщился, но не выпустил пленника.
— Выслушай меня, — повторил самханец. — Я не враг.
— Отпусти его.
— Отпущу, если выслушаешь.
Она кивнула и обреченно пошла навстречу лазутчику, не отводя взгляда.
Тануки, словно поняв бесполезность сопротивления, разжал зубы.
— Беги, дурочка!
