Вадим Панов - Головокружение
— Это потому что Гниличам твоим денег дают, — заметил Шпатель, продолжая таращиться на фюрера. — А нам еще нет.
— Нам не за просто так дают, — пояснил Чемодан.
— Как это — не просто так?
— Потому что Гниличи наиболее пострадатые в последний раз.
— Когда это вы пострадатые?
— Нам больше всех досталось!
— Когда?!
— Заткнуться не хочешь? — Чемодан сообразил, что раскрасневшийся Кувалда находится на грани срыва, и обратился к фюреру. — Но мы, хоть и пострадатые, все равно искренне верим в идею великой семьи Красных Шапок! И в мудрость нашего великого фюрера, моего кумира, Кувалды Шибзича!
Уйбуи, знавшие, что будет за проявление, точнее, непроявление должного патриотизма, хором поддержали хитрого Гнилича:
— Мы тоже верим в мудрость Кувалды!
— Но Гниличи верят больше всех, — веско подчеркнул Чемодан после того, как стихли возгласы. — Мы больше всех любим нашего великого фюрера и моего кумира! Уж не знаем, как прославить в веках твое имя! И потому решили назвать в твою великофюрерскую честь самый длинный коридор нашей казармы! Путь Кувалды! Все Гниличи, в едином порыве решили так назвать!
Одноглазый порозовел от удовольствия.
— Мы даже таблички уже привинтили, потратились, стало быть, — продолжил разливаться Чемодан. — Но это ерунда, потому что под предводительством нашего великого фюрера и моего кумира семья пойдет к процветанию и миру.
— Все верно говоришь.
— Я тута посчитал, сколько нам надо на модернизацию казармы. Все по-честному, даже проверить можешь.
— Я… — Кувалда поймал злые взгляды остальных уйбуев, и слова застряли в глотке. — Фавай, Чемофан, маляву, а я о ней пофумаю.
— Хорошо, подумай, — легко согласился Гнилич. — Но только ты хорошо подумай, мой кумир, дело-то я предлагаю правильное. Модернизировать наш Форт надобно, и срочно модернизировать, а то живем, как в каменном веке, мля.
— Я сказал, что пофумаю. — Кувалда обвел уйбуев тяжелым взглядом.
Улыбающийся Чемодан, чуть менее довольный, но тоже не грустный Шпатель и сумрачные Шибзичи, уйбуи родного фюрерского клана. Шибзичи оставались единственными, кто продолжал наполнять общак оговоренными деньгами, но как долго сородичи будут оставаться верными?
— Мы верим в тебя, мой кумир!
— Да здравствует великий семейный лидер! — поддакнул Шпатель, освоивший, наконец, правильную линию поведения.
Но в ушах одноглазого звучали совсем другие слова: «Дай денег!» И замечание ехидного Иголки насчет того, что Дуричи рано или поздно сообразят, как нужно себя вести. Сообразили, получается, и что теперь будет, даже Спящий не скажет.
— Пошли все вон! — угрюмо приказал Кувалда. — Если через фва фня не внесете в общак положенное, пеняйте на себя.
Однако в глазах уйбуев не появилось ни страха, ни обещания платить. Семья стремительно распадалась.
— А я говорил, — напомнил Иголка, крепко заперев за подданными дверь.
— Заткнись.
— Уже заткнулся, — кивнул боец. — Тока от затыкания моего ничего не поменяется. Борзеют уйбуи, ежу понятно.
— Ты меня ежом назвал? — возмутился Кувалда.
— А тебе понятно? — дерзко поинтересовался в ответ Иголка.
— Мне понятно, что вешать тебя нафо за флинный язык.
— И кто у тебя за спиной с автоматом встанет? Чемодан, что ли?
— Чемофан — верный.
— Верные деньги приносят, а не воруют.
— Он не ворует, он просит.
— Если бы он сначала приносил, а потом просил, тогда так. А ежели не приносит, но требует, значит, ворует.
— Мля, Иголка, как тебя Копыто терпел, а? Почему не шлепнул при рожфении?
— Потому что Копыто, мля, понимал, что я дело говорю. — Иголка поразмыслил и самокритично добавил: — Не всегда, но часто. — Посмотрел на угрюмого фюрера, присел рядом и негромко, чисто — по-дружески, предложил: — Давай я Чемодана завалю, а?
— Или я, — так же негромко произнес Контейнер. — Мне Чемодан не по нутру.
— Не нафо, — мотнул головой Кувалда.
— Почему?
Великий фюрер пристально посмотрел на телохранителей, поморщился и честно ответил:
— Потому что время я упустил, бойцы. Поимел меня Чемофан, понятно? Сначала песни мне пел, кумиром называл, а теперя Гниличей всех поф себя пофмял и забурел. Если я его сейчас кончу, против меня весь клан пофнимется, и буфет в Форте война.
— В первый раз, что ли?
— Фуричи тоже против пойфут. — Кувалда почесал подбородок. — Они тоже все просекли.
— И что делать? — растерялся Контейнер.
— А фелать нафо так, чтобы Гниличи и Фуричи не против меня пофнялись, — протянул великий фюрер. — Или не только против меня.
— Как это?
— Им фругой враг нужен.
— Хитро, — одобрил Контейнер.
— Поэтому я и фюрер. — Кувалда стянул бандану и осторожно потрогал не пригодившийся колпак. — Потому что умный.
— Тебе с Копыто надо мириться, умный, — буркнул Иголка. — Копыто Шибзичей воодушевит.
— И феньги у него есть, — добавил одноглазый, разглядывая снятый колпак. — А феньги мне нужны.
— Вот именно.
* * *Замок, штаб-квартира Великого Дома Чудь.
Москва, проспект Вернадского, 7 июня, вторник, 16:37
Если верить толстым справочникам, путеводителям, информации из мэрии, налоговой службы, градостроительного комитета, полицейского управления, прочих всезнающих московских организаций и, наконец, собственным глазам, можно сделать вывод, что три высокие башни, стоящие в самом начале проспекта Вернадского, принадлежат компании «Чудь Inc.». О чем, в том числе, свидетельствовала массивная золотая табличка у мощных ворот. Эта огромная фирма вела успешный бизнес по всему миру, зарабатывая, на радость акционерам, изрядные дивиденды, и честно выплачивала налоги, что делало ее любимицей московских и федеральных властей.
Штаб-квартира соответствовала солидной репутации: здания в идеальном состоянии, окружающий ландшафт, придуманный отрядом талантливых дизайнеров, радует глаз, а стоящие на парковках автомобили были или дорогими, или очень дорогими, или же стоили целое состояние.
А потому въехавший на территорию «Чудь Inc.» «Бентли» выглядел здесь более чем органично.
Машина остановилась у главного крыльца центральной башни, выскочивший шофер распахнул дверцу и подал руку, помогая выйти из салона красивой женщине лет сорока, облаченной в изысканное, но довольно строгое платье бордового цвета.
Оказавшись на улице, она с легкой улыбкой оглядела башню, словно приветствуя давно покинутый дом, но уже через секунду стряхнула с себя сентиментальность и задумчиво протянула:
