Андрей Лавистов - Нелюди Великой реки. Полуэльф
Хлеба можно было брать сколько угодно, и был он неплох — явно пек его мастер, и мука с водицей не подкачали. Мяса не было вообще, то есть, вероятно, в трактире его и можно было заказать, но за свой счет, а вот по поводу заказа алкоголесодержащих напитков вахмистр нам еще перед входом все объяснил кратко и доступно. За что уважаю военных — за силу речевых оборотов. Когда многое — немногими словами. Так что клюквенный морсик из бочки — или уж колодезная водица.
Я наложил себе картохи, выловил какой-то прилично выглядящий огурец, кинул на блюдо пару спинок селедки. Ломоть хлеба — без хлеба вся еда у меня плохо идет, такая вот привычка. Чайку бы…
Сел за стол, конечно, в одиночестве — и не сомневался, что так будет. Ого, Сваарсон идет. Норлинг решительно выставил на доски стола свой рогатый шлем: лет пятьдесят доспеху примерно, старше самого бойца в два раза, аккуратно поставил тарелку, почти полностью заваленную селедкой, и сел, старательно заглядывая мне в лицо. Забавно. Прямо подвиг совершил, сев рядом с эльфом. Ладно, воин, познакомимся…
— Vart du heilur, — поприветствовал я его традиционным пожеланием воинов остаться целым, что, собственно, и является аналогом «драс-сьте» у норлингов.
Ответив чисто на автомате, норлинг оказался в затруднительном положении. Теперь представляться по имени надо и руку пожимать придется.
— Петр Корнеев, полуэльф, — представился я максимально понятно.
— Гуннар Сваарсон, ярл Чаячьего острова, — представился норлинг и протянул-таки руку. Хорошо, что на мне едва ли каждый новый знакомый тренируется в крепости рукопожатия. Вот Глоин, например. Рукопожатие норлинга, правда, отставало по крепости. Но ненамного.
Сваарсон подсел по делу. Оказывается, он имел намерение отговорить меня от драки на кистенях. Дескать, на кулаках прекрасно можно подраться. И никто не привлечет его племянника к уголовной ответственности за преднамеренное убийство эльфа. За которое, кстати, виселица, как и за убийство любого другого разумного. А мордобоя и вообще могут не заметить. А если я соглашусь, то меня побьют аккуратно и совсем не больно. Наивный какой ярл. Надо было лучше время выбирать, когда молодого выделываться посылали. На фиг, на фиг. Нам такого счастья не надо. Сваарсон, конечно, сам не может со мной биться — не по чину ему, все-таки на родине он ярл, но что-то мне подсказывает, что если бы переговоры вел сам ярл Заячьего, тьфу ты, Чаячьего острова, то результат был бы такой же. И еще я бы карту потребовал, посмотрел бы на его остров. Рупь за сто даю — нет такого масштаба карты, чтобы его остров нарисовали. Не то не обретался бы он тут, в городе Сеславине, в группе «по найму». Ладно, не буду требовать карты — вижу, волнуется человек за своего родича, как бы тому биографию убийство эльфа не испортило. Сейчас мы настроение этому Гуннару поднимем:
— Не волнуйся, ярл Сваарсон, я не убью твоего племянника. Побью слегка, но ты же знаешь нашу русскую поговорку: «За одного битого двух небитых дают»!
Чего все на меня так смотрят, как будто я сказал, что солнце квадратное? Вот ни с кем в этом городе серьезно поговорить нельзя! Иван Сергеевич один нормальный человек. Так родня не считается! Ну и Глоин еще, если из нелюди…
Сваарсон осторожно отбежал — и вернулся уже с племяшом, оказавшимся Сигурдом. Какие у них всех имена героические! Оценка кистеней. Дело, достойное ярла. Цилиндрическое, с верхушкой под конус, тело кистеня Сигурда было отлито из какого-то свинцового сплава, украшено сложной чеканкой и начищено до зеркального блеска. По вычеканенному рисунку, как я понимаю, можно было узнать, к какому роду принадлежит Сигурд Сваарсон и в чем его личные заслуги. Красивые узорчики на биографии, что тут скажешь. Начищают кистени, конечно, именно для этого — чтобы всем было понятно, кто с кем бьется. Мой кистень был поменьше в длину — так в кармане носить удобно — и приближался по форме к еловой шишке, даже кое-где чешуйки были сымитированы. Эти чешуйки, похоже, и привлекли внимание Ивана Сергеевича в нашу первую встречу, когда он подхватил мой кистень прямо с пола — так заинтересовался. А чешуйки-то ничего не значат, для красоты делали. Ну и если вскользь по морде прошкрябают — приятного мало. И сам кистень довольно топорно выкован из стали — чего тут мудрить-то. Я милостиво покивал на замечание ярла Сваарсона о том, что вес и длина моего кистеня уступают кистеню Сигурда Сваарсона, отметил, что по этому поводу претензий не имею, выслушал замечание о том, что иметь острые выступы на кистене как-то некрасиво и вообще по-свински, на что ответил в том духе, что мы, эльфы, — жители лесов, поэтому кистень под шишку сделан — в традиции. С этим они согласились. Слово «традиция» на норлингов вообще успокаивающе действует. Что угодно можно им оправдать. Даже то, что эльфы никогда кистенями не баловались.
Подумав, я добавил, что, если Сигурд готов взять свои слова обратно, я его прощу. Напрасная надежда. И ярл насупился — по их понятиям я, наверное, что-то неприличное сказал. Это в ответ на то, что они ко мне со всей душой — как к человеку. Ладно, их дело. Главное, чтобы не оказалось, что, побив одного из них, я должен буду биться с каждым из общины.
Никакой злобы к Сваарсону — что к дяде, что к племяннику — я не испытывал, подумалось разве, что надо было настаивать на дуэли на револьверах. Но тогда бы меня точно — за ушко и на солнышко, на виселицу то есть.
* * *Время дежурства на стене текло нестерпимо долго. Я уже насмотрелся на красоты Великой, широко разливающейся здесь, и на быструю Шакшу, впадающую в Великую, и на пейзаж за стенами Сеславина, состоящий из огородов и картофельных полей. Надоело… И размялся слегка, покрутив кистенем, пока никто не видит: «давненько не брал я в руки шашек»…
Дело шло к восьми, но солнце еще светило вовсю, когда спокойную речную гладь прорезал черный движущийся треугольник. Двигался он быстро — катер за таким не угнался бы. Пара секунд — и треугольник вполне можно стало рассмотреть: башка крокодилья, заужена только сильно. Хвост твари работал не хуже винта, даже волна пошла. Я заорал, подавая голосовой сигнал, почти тут же закричал другой наблюдатель, расположившийся всего в десятке шагов от меня по стене, грохнул выстрел, завыла сирена.
Воздух наполнился грохотом крепостного пулемета, выбивающего фонтаны брызг из поверхности воды. Пулеметная очередь прочертила линию из невысоких фонтанчиков прямо перед носом твари, но она не замедлила хода. Вообще, что ли, инстинктов нет?
Мгновенно заскочив в мертвую зону для пулеметов, уже на берегу, тварь оперлась на хвост и спружинила, совершив такой прыжок в высоту, что ей позавидовал бы каучуковый мячик — любимая игрушка детворы и в Старых и в Новых княжествах. Она оказалась прямо на бревенчатой стене, прилипнув к ней: наверное, вцепилась когтями. И вот она уже вне зоны огня почти всех часовых, кроме разве тех, кто рискнул бы пролезть между зубцами и забралом и, свесившись со стены, так и стрелял бы. Идиотов таких или храбрецов, это как посмотреть, не было. Быстро перебирая конечностями — их было четыре, да и вообще тварь была почти что гуманоидного типа, — она забралась по стене к ее вершине, но не стала протискиваться между зубцами, а одним прыжком оказалась на дощатой крыше забрала.
