Василий Сахаров - Имперская Окраина
— Я могу поделиться этой информацией со своим избранником?
— Не просто можешь, а обязана. И чем раньше он будет в курсе того, каковы намерения вождя Манчиго, приближенных к нему людей и их союзников, тем лучше для него, для тебя и для всех нас.
— И как нам с Урквартом поступить?
— Это решать вам, а не мне, Отири. Совершите диверсию, убейте предателей, перехватите восточников, посетите родовых вождей, поговорите с шаманами, которые получат от нас предупреждение об измене, заручитесь поддержкой верных богине воинов. Вариантов много, а выбор за вами. На что вам хватит сил, то и сделайте. Однако не рискуйте. Если есть сомнения, лучше оставайтесь на месте, держите оборону, и ждите пока мы разберемся с врагами на востоке и на севере. И еще, дочь моя, прими совет. Дай избраннику самому сделать выбор. Пусть он самостоятельно решит, как вам поступить, а ты выступай исключительно в роли советника.
— Мне все понятно, мама.
— Вот и ладно, дочка, — изображение Каити стало меркнуть, материнская ладонь в последний раз погладила дочь и она услышала: — Выздоравливай.
Разговор прервался и ламия, превозмогая слабость, приподнялась на локте и окликнула стоящую за дверью настоятельницу столичного храма Улле Ракойны:
— Госпожа Ириф…
Жрица появилась без промедления, присела рядом с ней, достала из–под кровати кувшин с терпким травяным настоем и дала Отири напиться. Затем она уложила девушку обратно на постель, пальцами коснулась лба больной, прислушалась к себе, провела диагностику состояния ламии и спросила ее:
— Разговаривала с матерью?
— Да, — с трудом вытолкнула из себя всего одно слово Отири и сглотнула.
— И она рассказала тебе о демонах, которые готовятся нас уничтожить?
— Рассказала.
— Зря. Рано тебе еще беспокоиться. Вредно это. Но она, наверняка, знает тебя лучше, так что против ее материнской воли я не пойду. Как ты себя чувствуешь?
— Плохо… Слабость… Руки и ноги почти не слушаются… Голова немного кружится… В районе солнечного сплетения тяжесть… Будто тяжелый камень лежит… Спина болит…
— Понятно, — Кэрри Ириф кивнула. — Но это пройдет. Через пару месяцев ты будешь в норме.
— Так долго!? — удивилась ламия.
— А что ты хотела милочка? — настоятельница усмехнулась. — Ты едва выжила, а через неделю хочешь снова скакать по полям, словно молодая козочка по весне? Нет. Так не бывает. Это чудо, что ты смогла пережить встречу с той тварью, которая тебя атаковала, так что вознеси хвалу богине, которая предназначила тебе в спутники жизни Уркварта, и будь терпелива.
— Хорошо.
— Ну, тогда спи, и пускай тебе приснится самое лучшее сновидение в твоей жизни. Тебе это необходимо.
Пальцы правой руки настоятельницы, в которых Отири почувствовала готовое к использованию сонное заклятье, приподнялись над головой ламии, и прежде чем провалиться в оздоровительный сон, она успела сказать:
— Мне необходимо поговорить с Урквартом. Это срочно и очень важно.
— Поговоришь. Обязательно. Через четыре часа, как только он придет.
Маленькая желтоватая паутинка целебного заклятья вылетела из тонких аристократических пальцев Ириф и опустилась на голову ламии. Отири отключилась и провалилась в сон, в котором ей приснилось детство. Безбрежный Форкум–кормилец. Весенняя тундра, где свободно гуляли олешки. Дающие металлы и драгоценные камни горы. Зеленые леса, где гуляли лоси и множество дикого зверя. Переполненные рыбой пресные озера, за которыми присматривали шаманы. Фермы пищевых водорослей и промысловые суда, на закате возвращающиеся в бухту Камихо. Все это была родина, по которой ламия частенько тосковала. Но Форкум был далеко. И только в навеянном магией добром сне, таком как сейчас, она снова могла оказаться на берегу северного океана, который приносил людям не только бури, ураганы и лютые шторма, но и кормил их, давал им одежду и возможность быстро перемещаться по своим водам вдоль всего материка Эранга.
Но сон не вечен. Когда–нибудь он должен был окончиться. И Отири проснулась за несколько минут до прихода своего избранника, имперского графа Уркварта Ройхо Ваирского, который уже начинал подозревать, что ему уготовано стать супругом ламии и воином богини Кама—Нио, а отнюдь не вольным паладином. Впрочем, пока девушке удавалось уходить от скользкой темы, почему она обучает оствера и помогает ему. Да и самому Уркварту, который был занят захватом острова Данце и войной с пиратами, было не до разъяснения данного вопроса. Однако серьезный разговор между графом и ламией был близок. Она это чувствовала и сама себе могла признаться, что не готова к нему.
«Интересно, он заговорит об этом сегодня или предпочтет промолчать?» — задала себе вопрос девушка. Четкого ответа на него Отири не получила. И с удовлетворением подумала о том, что информация, которую она вывалит на голову Уркварта, скорее всего, отдалит выяснение отношений с суженым.
Тем временем к ней подошла одна из жриц. Влажным полотенцем она обтерла девушке лицо, дала ей новую порцию целебного настоя, и вышла.
По пустому коридору разнесся топот шагов. Отири напряглась и, натянув на голое тело простынь, села. После этого дверь открылась, и она увидела Уркварта.
Граф, как обычно, держа левую ладонь на рукояти черного ирута, слегка улыбался, то ли скептически, то ли просто радовался очередному хорошему дню. От него исходило тепло солнца, которое светило на улице и обогревало остров Данце. И при виде суженого сердечко ламии забилось быстрее, чем обычно, а губы девушки пересохли. Странно. Ламия от природы жесткий и жестокий боец, готовый уничтожить любого, кто выступит против Великой Праматери. Она знает многое из того, что неизвестно самым начитанным мудрецам, ученым, книжникам, магам и жрецам во всем мире Кама—Нио. Ведьма является служительницей религиозного культа Кама—Нио, может творить великие чудеса, и ее сила равна мощи трех десятков средних чародеев или шаманов. Однако она чувствительна и способна любить. Как так? Почему? Наверное, это оттого, что ламии современного мира сильно отличались от своих предшественниц, которых породила Добрая Мать, и были более человечны. Ну и к тому же, перед Отири был не просто еще один человек, мужчина, воин и феодал, а ее вторая половина. Отсюда и радость, и волнение, и томление, и ожидание встречи. Все легко объяснимо. И если это не любовь, то, что тогда?
Впрочем, возвращаемся непосредственно к участникам встречи.
Уркварт был один. Он оглядел просторную светлую спальню, посмотрел на обои веселенького светло–голубого цвета, усмехнулся и присел рядом с ведьмой, которую всего пару раз видел в ее истинном обличье. Затем, поймав взгляд девушки, который из–за болезни не был силен как прежде, граф Ройхо дождался, пока ламия первая опустит глаза, и произнес:
