Сора Наумова - Университет прикладной магии. Раз попаданец, два попаданец
— Эй! — «этот» протестующе вскинул руку. — Ты бы перед всеми такие речи толкал, а то как что, так все на меня спихивают.
— Подождите-ка, — перебила их я с вполне, как мне кажется, резонным вопросом. — Хвостатого я понять могу, а вот вам с рыжим чего спокойно не живется? Один сын ректора, второй, я справки наводила, сын Главнокомандующего армией. Да вы ж «золотая молодежь». Живи и радуйся.
«Золотая молодежь» одарила меня удивленными взглядами.
— Так вроде понятно же все. — Рансу захлопал светлыми ресницами. — Если так дальше пойдет, у нас вообще тирания настанет.
Ага, будущие спасители человечества. Приятно познакомиться.
— Ну, ладно, — я вскинула руки, — вы втроем поборники справедливости. И чем же вы занимаетесь?
Мне сразу вспомнились типичные студенты университета, и в шансах этого клуба защитников незаслуженно обиженных я усомнилась еще сильнее. Никто из высших слоев общества не встанет на их сторону, никто из низших не осмелится пойти против первых. А кучка энтузиастов не сможет ничего добиться, это же очевидно.
Но, видимо, в этом мире исторических примеров просто не существовало или они никого ничему не научили.
Вопрос, похоже, оказался не в бровь, а в глаз, потому что мои похитители выразительно переглянулись.
— Допустим, нас не трое, — возразил было Лоуренс, но Кай его прервал.
— Мы искали пути и возможности повлиять на текущую ситуацию в Инарии. Само собой, это не просто, — камень в мой огород, не иначе, и сопровождался он таким укоризненным взглядом, словно я ранее обвинила их в бездумности и излишней амбициозности, — но не невозможно. Акции протеста, митинги, агитации, попытки достучаться до короля — это лишь малая толика того, что мы могли предпринять в нашем нынешнем положении.
Ага, а для Совета магов ваши попытки не страшнее комариных укусов, неприятно, чешется, но не смертельно.
— А потом Кай наткнулся в библиотеке на пророчество, — вмешался Рансу.
— Что, прям так и нашел? Случайно? — не поверила я. Вся эта история казалась чересчур абсурдной. Как они там говорили? «Воин, призванный побороть Зло и восстановить Справедливость»?
— Ага, — довольно кивнул рыжий, — так и нашел. Листок, старый довольно, был вложен в монографию по теме Великой Крочфордской битвы. Что примечательно, на нем был штамп закрытого библиотечного отдела.
Тут он со значением подвигал вновь отросшими бровями, будто в этом месте я должна была издать какой-то звук — например, громко удивиться или восхититься их чудесному везению. Но меня взволновал другой вопрос:
— Что за закрытый отдел? — Я вроде бы ходила в библиотеку пару раз, там всегда было открыто. — От кого его закрыли?
Судя по блеску в глазах Рансу (а, может, просто очки отсвечивали?), он ждал от меня чего-то подобного:
— Действительно, от кого? — сам себя спросил он и поднял вверх указательный палец. — От любопытных! В закрытом библиотечном отделе хранятся запрещенные рукописи, содержание которых расходится с официальной доктриной Совета магов. Вот.
Если он прав, то неужели никому из них не пришло в голову, что такие тщательно охраняемые вещи не могут просто так валяться где ни попадя?
— Кхм… — неловко откашлялась я, маскируя улыбку. — Думается мне, ребята, вас кто-то решил по-крупному разыграть.
Лоуренс хихикнул, а вот Кай еще больше посуровел. Хотя, казалось бы, куда уж? Стрелки часов готовились вот-вот сойтись на двенадцати, в прикрытое лишь тоненьким тюлем стрельчатое окно пробивался тусклый лунный свет. Я устала и больше всего хотела, чтобы чьей-то шуткой оказалось все, происходящее со мной сейчас. На Рансу даже смотреть не хотелось — он обиженно надул губы и только что носом не шмыгал. Честно, будто конфету у ребенка отняла.
— Ну ты хотя бы взгляни. — Он подсунул мне под нос свиток. Я послушно развернула, отметив про себя, что бумага совсем новая и на предмет старины явно не тянет. — Это магическая копия, полный слепок с оригинала.
А, ну тогда все ясно.
Стоит ли говорить, как мне не хотелось его разворачивать? Будто, если я это сделаю, подпишу себе приговор и повешу ярмо на шею на всю оставшуюся жизнь. Где-то фоном в голове пронеслась пафосная музычка из какого-то модного фильма, и я медленно раскрутила свиток.
Глаза заскользили по ровным строчкам красивых витиеватых символов. Сперва они показались мне незнакомыми — точно не русский алфавит, тут я не могла ошибиться, — но стоило чуть сильнее присмотреться, как завитки и линии сложились в слова. Уж лучше бы не складывались. Передо мной и вправду было пророчество, больше походившее на предсказание в духе Нострадамуса или Ванги, что для зрелищности любят вставлять телевизионщики в документальные фильмы. Один в один.
Дочитав до конца, я быстро скрутила лист обратно и сжала его в руках. От нового знания ровным счетом ничего не прояснилось, кроме одной-единственной детали — оно никак не объясняло мне, как можно вернуться домой. К горлу снова подкатил тяжелый сухой ком, но я, вспомнив слова Кая, подавила желание захныкать.
— На, зачитай, — протянула я сверток брюнету. Тот смерил меня изучающим взглядом, не иначе как ожидал, что я расплачусь, и неожиданно глубоким проникающим голосом прочитал:
«Дети мои, потомки рухнувшего мира! На вас уповаю, ибо лишь в ваших силах распахнуть закрытые Врата и разверзнуть дверь в жизнь иную. Оковы, что сдерживают сей мир, удушающим змеем оплетают священное древо мирозданья. Настанут мрачные времена, когда каждая тварь, живущая под небом, притесняема будет стеной незримой, падут на головы их все бедствия, мыслимые и немыслимые, и будет так, пока не явится с той стороны воин, призванный побороть Зло и восстановить Справедливость. Пред его праведным гневом падут преграды, и народ возликует и освободится от гнета великого.
Вам завещаю, дети мои, встретить его с почтением и радостью, ибо в руках его плод долгожданной свободы».
Закончив, Лемминкайнен поднял взгляд. В комнате воцарилась звенящая тишина.
— Что-то я не наблюдаю почтения и радости. — Я отобрала свиток обратно. Нет, ну правда. Они меня, значит, призвали, чтобы я принесла им «плод долгожданной свободы», выдернули из жизни, оторвали от родных и близких, и… И какую встречу я получила? Меня унизительно схватили, перебросили через плечо, ничего не объясняя, заставили учиться в этом дурацком университете, терпеть тычки и оскорбления от каждого встречного-поперечного. И ради чего? Ради чьих-то идеалов? Из-за чьей-то глупой шутки?
В первую секунду мне захотелось разрыдаться в голос. Потому что дома меня уже больше недели ждала мама. Совсем одна. Возможно, она уже оббегала все инстанции, всюду натыкаясь на равнодушие госслужащих. Возможно, она обзвонила все больницы и морги, молясь и глотая корвалол, лишь бы я была жива. Возможно, она не раз прошла привычным мне маршрутом, пытаясь найти хотя бы какой-то намек на мой след. Возможно, она обрывала мой телефон, слушая бездушный голос автоответчика, а вредная соседка смеялась за глаза, раз за разом повторяя, мол, я так и знала, что этим все закончится.
